Мстислав Великий. Последний князь Единой Руси - Василий Седугин Страница 51

Первый княжеский съезд было намечено провести в городе Любече, новой крепости, возведенной Мономахом. По пути в Любеч Мстислав наведался в имение Ярия и взял его в свое почетное окружение.

Проезжая через Киев, они встретили красочный возок великого князя. Святополк пригласил в него Мстислава. Они вместе поехали в Любеч.

– Твой отец уже давно там, – говорил Святополк. – Как хозяин, принимает всех русских князей. Будем совместно устанавливать вечный мир на Руси.

Мстислав спросил недоуменно:

– Любеч, конечно, первоклассная крепость, но и в Киеве князьям было бы безопасно заседать. Почему же все-таки выбрали захолустный городок?

Святополк вздохнул, ответил:

– Даже слепому видно, почему князья отвергли встречу в Киеве. Никто из них не хочет больше признавать над собой власть великого князя. Это раньше великие князья были грозой для удельных князей. Их боялись, они устанавливали порядок на Руси. Теперь каждый начинает жить сам по себе. Им и на съезд являться не хочется. Да только боятся, что будут наказаны за непослушание.

– Кого же они боятся, если Киев для них уже не страшен?

– Меня с Мономахом. Против нас двоих никто не устоит.

Было князю за пятьдесят, у него было сморщенное лицо, опущенные краешки рта, бегающие бесцветные глазки. Ничего значимого, истинно великокняжеского не увидел в нем Мстислав, украдкой рассматривая его вблизи. Поразили, может быть, только его пальцы, корявые, точно грабли. И невольно вспомнил он рассказы о жадности Святополка, как пригласил он на Русь ростовщиков-иноземцев, внеся разлад в и без того раздраенное русское общество.

– Русь ждет от съезда объединения сил для борьбы с половцами, – продолжал между тем Святополк, явно желавший разговорами скоротать время в дороге. – А я вижу, что князья помышляют не столько о единстве действий, сколько пекутся о своих интересах. Достаточно явиться мне в Любеч, как каждый из них будет приставать ко мне со своими жалобами, станет выкладывать неудовольствия и упреки, прикидывать, как сокрушить соперников в борьбе за владения, поживиться за счет соседа, а то и просто отомстить обидчикам.

Такая трезвая оценка предстоящего съезда в Любече крайне огорчила Мстислава, охладила его горячие надежды на скорый мир на Руси. Он продолжал внимательно слушать князя.

– Но кое-что мы сделаем. Прижмем Олега. Сколько горя, слез и крови принес он на Русь! Трижды приводил половцев на наши земли. Что творили они в чужой для них стране!..

– Он будет осужден на съезде князей?

– Попробуй! За ним стоят все Святославичи. А это несколько княжеств с военной силой. Тронь Олега – получишь новую кровавую бойню.

– Как можно родиться таким человеком, чтобы собственной рукой наводить беды на свою родину? – удивленно проговорил Мстислав.

– Вот живет такой человек. И неглупый, сказать откровенно. Неплохой полководец, мы с Мономахом на себе испытали его удары. И – ловок, черт! Попал в плен, в рабство, но – вывернулся! Отвоевал престол в Тмутаракани. Жена у него – греческая княжна. Это надо же быть такому находчивому!.. Надеется, что в Любече ему вернут Чернигов.

– Неужели добьется своего?

– Кто его знает. Как князья повернут, так и будет.

Долго молчали. Потом Святополк поерзал на сиденье, видно, затекли ноги, продолжил:

– Есть еще один неугомонный правитель – Василько Ростиславич, князь Теребовльский. Создал сильное войско, привлек торков и берендеев, напал с ними на Польшу, отнял у ляхов многие их города. Потом с половецким ханом Тугорканом несколько раз ходил за Дунай, разорял византийские земли, совершил набег на Венгрию. В хмельном угаре хвалился, что заберет Владимир, вотчину Давыда Игоревича. Всех соседей восстановил против себя! И надеется, что это сойдет ему с рук... Докладывали мне соглядатаи, что приезжали из Константинополя послы к Давыду Игоревичу, привезли много золота за укорот Василька. Так это или нет, точно не скажу, но всего можно ждать от изворотливой, пронырливой и коварной византийской дипломатии!

Святополк помолчал, поежился, будто от холода. Промолвил:

– Ладно бы дальних соседей тревожил – Византию, Венгрию, Польшу... Недавно мне докладывали, что вступил он в тайный союз с некоторыми князьями. Собираются они отнять у меня киевский престол. Самому Васильку якобы полюбился Владимир Волынский, вытолкнуть хотят они оттуда Давыда Игоревича...

– Наговоры это, – уверенно сказал Мстислав. – Столкнуть хотят тебя, великий князь, с другими князьями, а себе получить кусок пожирнее.

– Может быть. Люди на глазах меняются, и портит их в первую очередь власть. Жажда власти. Так хочется каждому побольше власти и землицы отхватить! Вот и Василько зарится на Владимир и еще кое-какие волости. Властелином всего Западного края хочет стать, чтобы на равных говорить с Польшей и Венгрией! И со мной тоже, великим князем!

– Я бы все-таки не стал верить разным слухам, – упрямо повторил Мстислав. – Есть просто сплетники. Им в радость натравливать людей друг на друга.

– Не знаю, не знаю...

Любечская крепость, детище Владимира Мономаха, внезапно вынырнула из-за холма. Она красиво смотрелась на высоком берегу Днепра. Чем ближе подъезжали к замку, тем большее восхищение вызывал он у путников. Могучие стены с башнями, устремленными ввысь, стояли над величественной рекой, стояли твердо и непоколебимо. К крепости вел крутой подъем, обрывавшийся глубоким рвом. По деревянному мосту возок въехал в окованные железом дубовые ворота. Далее дорога проходила между близко стоявшими стенами, упиралась в новую башню, за которой располагался дворик с различными постройками, среди которых выделялась вежа – самое высокое здание детинца, которое в случае осады могло служить последним прибежищем защитникам, под ним находились ямы-хранилища для зерна и воды. Вежа господствовала над всей крепостью.

– Мономах умно распорядился внутренностью крепости, – говорил между тем Святополк. – Он мне сам рассказывал, что в ней двести–триста защитников снабжены всем необходимым для обороны и могут в течение года выдержать осаду большого войска. В наше неспокойное время для него такое укрытие – надежная опора в борьбе с любым противником...