Семейство Борджа (сборник) - Александр Дюма Страница 51

Приближался час обеда, и Мэри, видевшая, с каким нетерпением королева ждала завтрака, чтобы насладиться своей победой над леди Лохливен, заметила, что обеда она ждет с беспокойством; уже сама мысль о необходимости встретиться с этой женщиной, чью гордыню приходится укрощать высокомерной язвительностью, казалась после недавних душевных страданий невыносимой для Марии Стюарт. Поэтому она, как и вчера, решила не выходить к обеду; когда же оказалось, что на сей раз прислуживать ей за столом и отведывать пищу, дабы она могла есть, не опасаясь, будет не леди Лохливен, а Джордж Дуглас, которого его мать, раздраженная утренней беседой, послала вместо себя, Мария обрадовалась, что приняла такое решение. Так что, когда Мэри Сейтон сообщила ей, что черноволосый Дуглас пересекает двор, чтобы подняться к ней, Мария внутренне поздравила себя с тем, что решила не выходить к обеду; ведь этот молодой человек своим дерзким поведением нанес ей в сердце куда более жестокую рану, чем все оскорбительные речи его матушки. Поэтому королева была несколько удивлена, когда Мэри Сейтон вернулась к ней в спальню и сказала, что Джордж Дуглас, отослав предварительно слуг, попросил о чести побеседовать с королевой по весьма важному делу. Мария Стюарт поначалу отказалась говорить с ним, но Мэри сообщила, что поведение и манеры молодого человека на этот раз резко отличаются от того, что они видели два дня назад, и поэтому ей кажется, что ее величество совершит ошибку, не удовлетворив его просьбу. Королева вышла с надменным и величественным видом, который она умела принимать, в соседнюю комнату и, пренебрежительно смерив Джорджа Дугласа взглядом, стала ждать, что он ей намерен сказать.

Мэри Сейтон не ошиблась: перед королевой был совсем другой человек; насколько в прошлый раз он был пренебрежителен и груб, настолько же сегодня почтителен и робок. Он приблизился к королеве, но, увидев позади нее Мэри Сейтон, промолвил:

– Я хотел бы поговорить с вашим величеством наедине. Буду ли я удостоен подобной милости?

– Сударь, Мэри Сейтон для меня не посторонний человек, она – моя сестра, подруга, а главное, разделяет со мной заточение.

– Все эти титулы лишь увеличивают мое преклонение перед ней, и тем не менее, ваше величество, то, что я должен вам сообщить, не предназначено ни для чьих ушей, кроме ваших. А поскольку возможность, подобная этой, может не повториться, заклинаю вас всем, что вам дорого в мире, позволить мне поговорить с вами с глазу на глаз.

Тон Джорджа был настолько почтителен, в голосе его звучала такая мольба, что Мария Стюарт повернулась к Мэри Сейтон и дружески сказала ей:

– Ладно, душенька, пройди в спальню. Но можешь быть спокойна: все, что я услышу, станет известно тебе. Ступай.

Мэри Сейтон ушла. Королева с улыбкой проводила ее взглядом, а когда дверь за нею закрылась, обратилась к Джорджу Дугласу:

– Ну вот, сударь, мы и одни. Говорите.

Однако Джордж, приблизившись к королеве, опустился на одно колено и молча протянул ей лист бумаги, который был спрятан у него на груди. Мария с удивлением взяла его, развернула, еще раз глянула на Дугласа, который все так же стоял, преклонив колено, и стала читать:

«Мы, графы, лорды и бароны, узнав, что наша королева содержится в заключении в Лохливене и ее верные подданные не имеют к ней доступа, и считая, что наш долг позаботиться о ее безопасности, обещаем и клянемся использовать все разумные средства, имеющиеся в нашем распоряжении, дабы вернуть ей свободу на условиях, совместимых с честью ее величества, благом королевства и безопасностью тех, кто содержит ее в заточении, ежели они согласятся освободить ее; если же они откажутся, мы заявляем, что намерены посвятить себя и своих детей, наших друзей, наших домочадцев, наших вассалов, наше добро, наши тела и жизни, дабы вернуть королеве свободу, обеспечить безопасность наследнику и покарать убийц покойного короля. А ежели мы по этой причине подвергнемся нападению, будь то все вместе или по отдельности, обещаем защищаться и помогать друг другу, а на нарушившего это обещание падет бесчестье, и он будет рассматриваться как клятвопреступник. Да поможет нам Бог.

Собственноручно подписано нами в Данбартоне:

Сент-Эндрю, Аргайл, Хантли, Арброут, Галлоуэй, Росс, Флеминг, Херрис, Скерлинг, Килуиннинг, Уилт, Гамильтон и Сен-Клер, шевалье».

– А Сейтон, – вскричала королева, – я не вижу подписи моего верного Сейтона!

Дуглас, все так же преклонив колено, достал еще одно послание и с той же почтительностью подал его королеве. В нем было всего несколько слов:

«Доверьтесь Джорджу Дугласу. В целом королевстве у вашего величества нет более преданного друга.

Сейтон».

Прочтя это, Мария взглянула на Дугласа с одним ей свойственным выражением глаз и, протянув ему руку в знак того, что он может встать, промолвила со вздохом, в котором скорей звучала радость, чем грусть:

– Ах, теперь я вижу, что Бог, несмотря на мои прегрешения, еще не оставил меня. Но как понять, что вы, обитатель этого замка, Дуглас… Нет, это просто невероятно.

– Ваше величество, – поклонился Дуглас, – семь лет назад во Франции я впервые увидел вас, и вот уже семь лет, как я вас люблю.

Мария невольно вздрогнула, но Дуглас поднял руку и с такой грустью покачал головой, что королева поняла: она может выслушать молодого человека.

– Успокойтесь, ваше величество, – продолжал Джордж, – я никогда бы не сделал вам этого признания, если бы мне не нужно было объяснить мое поведение и заставить вас довериться мне. Да, уже семь лет я люблю вас, но люблю, как любят недостижимую звезду, как Мадонну, на которую можно только молиться. Уже семь лет я повсюду следую за вами, но вы ни разу не заметили меня, и я ни разу не промолвил ни слова, не сделал ничего, чтобы привлечь к себе ваш взор. Когда вы возвращались в Шотландию, я плыл на галере шевалье де Мевийона; когда вы сражались с Хантли, я был среди воинов регента; я был в эскорте, сопровождавшем вас, когда вы отправились в Глазго повидаться с заболевшим королем; в Эдинбург я прибыл через час после того, как вас увезли в Лохливен. И тут мне впервые подумалось: вот оно, мое предназначение, и значит, моя любовь, которую до сей поры я почитал преступной, напротив, угодна Господу. Я узнал, что лорды съехались в Дамбартон, и помчался туда. Я поклялся своим именем, своей честью, своей жизнью и добился, что они, поскольку я имею доступ в эту крепость, доверили мне доставить вам этот договор, который они только что подписали. А теперь, ваше величество, забудьте все, что я вам наговорил, кроме заверений в моей преданности и почтительности, забудьте, что я рядом с вами: я привык быть незримым, но если вам понадобится моя жизнь, сделайте только знак, ибо она уже семь лет принадлежит вам.

– Увы, – произнесла Мария, – сегодня утром я горевала, оттого что меня уже никто не любит, а на самом деле мне следовало бы горевать, оттого что меня еще любят. И хоть я еще так молода, обернитесь назад, Дуглас, и сочтите могилы, которые я уже оставила на своем пути. Франциск Второй, Шатлар, Риццио, Дарнли… О, чтобы сейчас связать свою судьбу с моей, нужна великая любовь, нужны героизм и самопожертвование, тем паче что эта любовь, и вы сами это сказали, Дуглас, может оказаться невознагражденной. Вы это понимаете?