Повседневная жизнь тамплиеров в XIII веке - Жорж Бордонов Страница 50

Шахматная партия

К общему изумлению тамплиеры признали все, что им инкриминировали. Уже в ходе предварительных допросов они сознались в отречении от Христа, в том, что плевали на крест, в содомии (если и не в предписанной, то разрешенной). И никаких следов запирательства или выступлений в защиту Ордена на этой стадии следствия, пусть даже подобные попытки пресекались бы сверху или подсудимых сдерживали королевские инструкции. Если судить по тому, как развивались события дальше, то следует заключить, что не признавшихся все же было много, и они страстно настаивали на своей невиновности. Некоторые уступили, а другие умерли под пытками. Хуже всего было то, что созналась верхушка: Жоффруа де Шарне, приор Нормандии, Гуго де Пейро, досмотрщик по Франции, и сам Великий магистр Жак де Моле. Он не только признал преступления Ордена против закона, но и заверил, что говорит правду ради спасения своей души, а не вследствие насилия или из страха перед казнью или тюремным заключением. Это признание, вырванное под страшным моральным нажимом (если только моральным), вызвало грандиозный скандал и повергло братию в полное замешательство. Лучшие из тамплиеров задавались вопросом, за что им выпала доля принять муки и смерть: разве Орден не отличался подлинной чистотой и святостью, как о нем шла молва и как считали они сами и некоторые из их товарищей? У них зародилось сомнение, подталкивавшее их к сопротивлению.

До чего же малодушным оказался Жак де Моле, склонивший голову перед палачами Филиппа! Отказавшись от жертвы, принесенной наиболее отважными братьями, он в действительности принес в жертву самого себя. Каким легковерным он выказал себя, каким безвольным, позволив себя обмануть угрозами и обещаниями! На какой поворот фортуны, на какой выход из этой катастрофической ситуации надеялся он? Как он не понял, что советники Филиппа Красивого произвольно манипулируют им, как они манипулировали несчастным папой и общественным мнением? Какую перспективу восстановления честного имени они вероломно пообещали ему, чтобы он 25 октября 1307 года согласился повторить свои ложные признания перед Парижским университетом, который счастлив был досыта насладиться падением Великого магистра надменных белых плащей? И зачем в последующие дни он отправил письмо заключенным тамплиерам, призывая их последовать его примеру, признав свою вину? Из этого можно заключить, что Филипп и его легисты приняли надлежащие меры. Они не колебались в выборе средств, чтобы уронить рыцарей Храма в общественном мнении, и конечно же принудили папу одобрить эту кампанию!

Вопреки всем ожиданиям Климент V запротестовал. Собственно говоря, он не выступил в защиту тамплиеров, но выразил протест против узурпации Филиппом прав Церкви и против той стремительности действий, которую тот проявил. Это случилось 27 октября. А 22 ноября он изменил свою позицию и предписал всем государям арестовать тамплиеров и секвестрировать их имущество. Это предписание имело более глубокий подтекст, чем могло показаться на первый взгляд, ибо оно выводило тамплиеров из сферы компетенции светского судопроизводства и передавало их суду церковному. Это был опасный для Филиппа Красивого шаг, ибо вырывал у него добычу, а он даже не мог открыто возразить: разве он действовал не от имени папы и Церкви? Папа поддержал инициативу короля, но вновь взял на себя контроль за всеми действиями. Но это было лишь началом сей злополучной шахматной партии.

Филипп Красивый нехотя препоручил тамплиеров кардиналам, указанным Климентом V, — Беранже Фредолю и Этьену де Сюизи. И руководители Ордена, как только предстали перед посланцами папы, тут же отказались от своих показаний. Жак де Моле осмелился даже вновь письменно обратиться к братии, призывая их мужаться. Папа, убедившись в лживости признаний, о которых ему услужливо сообщили, и в коварстве Филиппа Красивого, аннулировал полномочия инквизиторов и решил пересмотреть дело самолично и с самого начала.

Ему до крайности было необходимо действовать быстро, ибо все это время тамплиеры содержались в застенках Филиппа и его агентов, подвергаясь обращению, которое могло оказаться для них фатальным. Климент V слишком замешкался, набирая членов комиссий, которые он решил учредить. Как и следовало опасаться, король опередил его. Скрыв свой гнев, он не выразил никакого протеста против прекращения деятельности судей, которые были преданы ему. Но, верный своему характеру, он нашел другой путь к поставленной цели, хотя и коварный, запутанный, но зато совершенно оригинальный. Так как папа оспаривал законность признаний, вырванных у тамплиеров, и, казалось, решил позволить им оправдать себя, другими словами, спасти Орден, нужно было, чтобы вся страна поддержала короля, требовавшего их наказания. Он решил посоветоваться со знатоками права — и не потому, что ему действительно важно было их мнение, но чтобы польстить их тщеславию и привлечь на свою сторону. Один из этих юристов угодливо подсказал, что только первые признания следует считать истинными, а все последующие опровержения не имеют юридической силы. Доктора университета внесли дополнительные уточнения: по их мнению, суд над тамплиерами распространялся и на папу, поэтому с его стороны было неразумно вмешиваться в него столь активно. Что касается имущества заключенных, то добрые доктора, не упуская из виду интересов Церкви, постановили, что его следует употребить на защиту Святой Земли, что, собственно, и являлось изначальным предназначением тамплиеров.

Такие тонкости развлекли Филиппа Красивого, который смеялся над идеей нового завоевания Святых мест, но усматривал в конфискации имущества Ордена средство пополнить государственную казну. И он приказал одному из своих подручных, Пьеру Дюбуа, сочинить подложное «предостережение французского народа». Что же писал Дюбуа от имени народа? Он подстрекал христианнейшего короля незамедлительно покарать тамплиеров с соизволения папы, своего соучастника. Он ссылался на прецедент Моисея, велевшего перебить двадцать две тысячи почитателей золотого тельца, не считаясь с мнением своего брата Аарона, бывшего верховным первосвященником. Последний, находясь в вышеуказанном сане, не мог приказать учинить резню, а Моисей мог, поскольку был мирянином. Разве не обязанность христианнейшего короля бороться с антихристом? «Разве все эти тамплиеры не являлись душегубами либо приверженцами, опорой, сообщниками и укрывателями душегубов, сносившихся преступным образом с вероотступниками и убийцами?» Второй пасквиль, еще более ядовитый, непосредственно задевал лично Климента V, резко обвиняя его в том, что он раздает кардинальские шапки своим племянникам ^[23] и принимает денежные подношения, чтобы спасти богатых тамплиеров от правосудия.