Изгнанная армия. Полвека военной эмиграции. 1920-1970 гг. - Олег Гончаренко Страница 50

Как писали очевидцы, «Войков сохранял перед смертью значительное присутствие духа. Придя в сознание в госпитале… он отдал своему секретарю (Юрию Григоровичу. – Примеч. авт.) распоряжение, касавшееся бывших при нем бумаг и ключей постпредства, о судьбе которых он беспокоился. Умер он в присутствии министра иностранных дел Залесского, приехавшего в больницу от имени польского правительства. Из больницы труп Войкова, в набальзамированном виде, был перевезен в <советское> постпредство, которое воспользовалось этим случаем для устройства в Варшаве коммунистической демонстрации… Польское правительство выразило вдове Войкова и правительству СССР соболезнование и выполнило все формальные обязательства, вытекавшие из наличия дипломатических отношений между Польшей и советской Россией. 10 июня гроб с останками Войкова был перевезен на варшавский главный вокзал, а оттуда, в особом поезде – в Москву. За гробом по улицам Варшавы шли все местные большевики из постпредства и Розенгольц, представители польского правительства и дипломатического корпуса, и наряд польских войск, отдававших праху Войкова воинские почести и охранявших порядок (настолько строго, что похоронное шествие двигалось по совершенно пустынным улицам)» ^[127].

На проходившем в Варшаве процессе Борис Коверда так высказался относительно содеянного им преступления: «Я убил Войкова не как посланника и не за его действия в качестве посланника в Польше – я убил его как члена Коминтерна и за Россию».

Польским судом Борис Коверда был приговорен к бессрочной каторге. Отец Бориса с криком: «Я горжусь тобой, сын!» упал перед ним на колени и стал просить у него прощения за свою трусость, считая, что он сам должен был бы уничтожить одного из палачей своего народа. Публика, присутствовавшая на слушаниях дела, была поражена происходящим, некоторые женщины рыдали, не скрывали слёз мужчины… ^[128]

По ходатайству адвокатов Коверды, президент Польши сократил время бессрочного отбывания их подзащитным каторги на 15 лет. Полностью его амнистировали и освободили лишь в 1937 году по случаю 20-летия образования независимой Польши.

Весна 1927 года оказалась весьма неспокойной для ОГПУ и советских деятелей. Именно в этом году при РОВС был создан «Союз Национальных территорий» с целью планирования и исполнения ряда покушений и диверсий на территории СССР. Генерал Кутепов создал свои «окна» и «линии», бросив вскоре одну из наиболее успешных боевых групп в атаку на противника: В. А. Ларионова, С. В. Соловьева, Д. Монахова. Их первый взрыв прогремел в Центральном ленинградском клубе коммунистов на набережной реки Мойки, в результате чего пострадали 26 партийных и советских работников. Следующий взрыв произошёл в Москве – сработало самодельное взрывное устройство на Лубянке, в общежитии работников ОГПУ…

Исполнив задания, бывший капитан Марковской артиллерийской батареи Виктор Александрович Ларионов и члены его группы благополучно вернулась в Финляндию, но вскоре, по требованию финских властей, боявшихся политических осложнений с СССР, были высланы из страны. Ларионов уехал во Францию, откуда за открыто декларируемые антисемитские взгляды по требованию партии Народного фронта Леона Блюма был выслан в Германию в 1938 году. Там год спустя Ларионов возглавил Национальную организацию русской молодежи, объединившую ряд эмигрантских объединений молодых людей на территории Третьего рейха.

Благодаря успешно проведенным операциям в СССР фигура генерала Кутепова в глазах советских руководителей стала приобретать черты опаснейшего зарубежного противника. Помимо координации террористической деятельности законспирированное боевое крыло РОВС под началом генерала сосредоточилось и на двух других направлениях. Одно заключалось в установлении связи с высшими военачальниками Красной армии, многие из которых являлись императорскими офицерами, для привития им национально-освободительной идеи и совместной подготовки военного переворота в Москве. Другое – представляло собой систему «среднего террора». В её основу был положена концепция устрашающих ударов по отдельным советским учреждениям в столицах. Частично это и было продемонстрировано кутеповцами в 1927 году. Впрочем, превратить террористическую деятельность в систему борьбы членам боевой организации Кутепова было не под силу. Попытки перехода советской границы часто оканчивались неудачей для боевых групп. В ходе перестрелок с пограничниками гибла часть участников, а те, кому переходы оказывались по силам, впоследствии с помощью провокаторов были обнаружены и арестованы ОГПУ в различных городах. Аресты нелегалов проходили порой и на конспиративных квартирах, выявить которые помогала система доносов, к концу 1920-х годов успешно внедренная ОГПУ в сознание обывателей в отношении «подозрительных граждан». Не без помощи Скоблина, в то же время ОГПУ арестовало большую часть кутеповских «спящих агентов» в 17 городах страны.

На смену утратившим связь с зарубежьем агентами никто не был послан, а со временем и само направление вооруженных групп постепенно пошло на убыль. В довершение всего идею террора на страницах печати осудили либералы зарубежья, обработанные в соответствующем ключе большевистскими «агентами влияния» в Европе.

В качестве ответного шага ОГПУ развернуло ответную серию ударов против руководства РОВС, завершившихся их похищениями и убийствами. Последовательно были похищены и сам Кутепов и сменивший его генерал Миллер. В том и другом случае французской полиции так и не удалось выйти на след похитителей генералов, которыми в случае похищения Кутепова оказались агенты специальной группы ИНО ОГПУ Якова Исааковича Серебрянского.

Дальнейшие события развивались следующим образом. Летом 1929 года советское политическое руководство санкционировало операцию по «секретному изъятию» генерала Кутепова. 1 января 1930 года Серебрянский вместе с членами своей группы Турыжниковым и Эсме-Рачковским выехали в Париж, а менее чем через месяц, 26 января, генерал Кутепов был похищен ими при содействии Скоблина.

В день похищения и убийства Кутепов вышел из дома, направляясь в Галлиполийское собрание, в церковь на панихиду в память годовщины кончины коренного офицера Лейб-гвардии Егерского полка, генерала от кавалерии барона Александра Васильевича Каульбарса. Почивший был широко известен тем, что в 1919 году принял на себя организацию авиационных частей Северо-Западной армии под Петроградом.

До здания Собрания Кутепов так и не дошел. Впоследствии парижской полиции удалось установить, что около 11 часов дня Кутепова видел один офицер на углу улицы Севр и бульвара Инвалидов, но дальше путь его следования указать не мог. Следы генерала терялись. Наконец спустя несколько дней обнаружился еще один свидетель таинственного исчезновения. Им оказался уборщик близлежащей клиники, расположенной на улице Удино, Огюст Стеймец, сообщивший полицейским следующее. Утром 26 января 1930 года, около 11 часов, из своего окна, выходившего на улицу Русселе, он увидел большой серо-зеленый автомобиль, развернутый в сторону улицы Удино, возле которого стояли двое высоких мужчин в желтых пальто, а неподалеку от них стояло красное такси. На том же углу переминался с ноги на ногу полицейский. В это время со стороны бульвара Инвалидов по улице Удино двигался мужчина среднего роста с черной бородой в черном пальто. Описанные свидетелем приметы вполне совпадали со стилем и внешним видом Кутепова. Когда человек, напоминавший Кутепова, свернув с Удино на Русселе, поравнялся с серо-зеленым автомобилем, люди в желтых пальто, находившиеся рядом, неожиданно схватили его и стали заталкивать в автомобиль. Полицейский, спокойно наблюдавший за происходящим, подождал, пока сопротивлявшийся не оказался в салоне, подошел и сел в тот же автомобиль. Машина, взревев мотором, вырулила на Удино и на скорости помчалась в сторону бульвара Инвалидов. Следом за ней отправилось и красное такси.