Галльская война Цезаря - Оливия Кулидж Страница 50

Цезарь был вовсе не прочь позволить обозу уйти, а потом дать белловакам бой. Но даже теперь, укрепив свои силы новыми войсками, он не желал подставлять своих легионеров под удар, когда они будут пробираться через болото. Поэтому он перешел через болото не напротив галльского лагеря, а сбоку от него, в таком месте, откуда мог добраться до соседнего плоскогорья, отделенного от их холма узкой низиной. Его новая позиция оказалась такой опасной для белловаков, что они не посмели уйти вслед за своим обозом, хотя он к тому времени уже давно был в пути. Как только они осмелились бы покинуть строй, отряды разных племен, как обычно, беспорядочно перемешались бы, и римская конница в тот же миг налетела бы на них. Потому белловаки с мрачным видом продолжали стоять вооруженные на прежнем месте, хотя все свое продовольствие они отправили из лагеря в обозе. Наконец, перед наступлением темноты, мы увидели, что они выносят вперед огромные вязанки соломы и прутьев. Белловаки положили их перед собой и подожгли.

Через несколько мгновений стена огня и дыма скрыла галлов от наших глаз. После этого они все, каждый по отдельности, повернулись к нам спиной и побежали прочь. Цезарь попытался преследовать их, но был вынужден делать это осторожно, поскольку не мог видеть, что делали галлы. Кроме того, наши лошади боялись идти в огонь. Те немногие из них, которые пошли, были ослеплены дымом и стали задыхаться, так что поневоле пришлось вернуться назад. После этого противник занял другую сильную позицию на расстоянии десяти миль от прежней, на берегу Уазы.

Этим нерешительным маневрам положил конец предводитель белловаков. Он, как Цезарь узнал от пленного, задумал устроить для наших добытчиков корма засаду на плоском лугу, куда, как он был уверен, они должны были прийти. Это место было окружено лесами и глубокой рекой. Согласно его замыслу, белловаки поставили там в засаде шесть тысяч своих лучших пехотинцев и тысячу конников и были совершенно уверены, что наши солдаты, захваченные врасплох, не смогут убежать оттуда: им помешает характер местности.

К несчастью для галлов, наши конники не были захвачены врасплох. Это был большой конный отряд, посланный, чтобы заставить ловушку захлопнуться. За ним на близком расстоянии следовала легкая пехота, а сзади нее шли легионы. Поэтому конные воины, хотя и пришли в замешательство от первого удара, потом оправились от потрясения, теснее сдвинули ряды и стали отражать натиск противника. За этим последовало упорное и тяжелое сражение. Когда обе стороны были по-прежнему уверены в своей будущей победе, стало известно, что к месту боя подходят легионы. При этом известии противник упал духом, и галльские воины стали разбегаться кто куда. Но тут они попали в свою собственную западню: лес и река отрезали им пути к отступлению, и большинство из них были убиты.

Это поражение, хотя и не было гибельным для белловаков, учитывая их многочисленность, полностью лишило их мужества. Когда лучшие бойцы племени оказываются уничтожены, оставшаяся толпа не имеет сил для борьбы. Поэтому еще до того, как Цезарь успел подойти к их лагерю, который находился на расстоянии восьми миль от поляны, белловаки прислали послов для обсуждения условий сдачи. Коммий, увидев, что игра проиграна, бежал к германцам, несомненно продолжая надеяться, что сможет убедить их возобновить войну.

Так была разгромлена последняя армия бельгов. Цезарь снова разделил свои войска: нас послал в Бретань и Юго-Западную Галлию, а тех, кем командовал сам, снова повел в земли эбуронов. Этот несчастный народ не нанес ему никакой новой обиды: они всего лишь с трудом прибрели обратно в свои разоренные дома и пытались отстроить их заново. Но стало известно, что Амбиорикс скрывался среди их холмов, и Цезарь решил, что если он не может схватить их вождя, то еще раз прольет кровь этого народа, чтобы отомстить за прошлое. Он хотел, чтобы эбуроны ненавидели Амбиорикса за судьбу, которую он на них навлек.

Этот поход был таким же, как предыдущий, – сожженные хижины, раздувшиеся трупы, захват жалкой добычи, дождь, отчаяние и ненависть. Я был рад, что не видел этого: я шел с легатом Фабием к городку под названием Пуатье, где многотысячное войско пиктов и андов осаждало законного вождя.

Мы без труда справились с пиктами, разбив их в двух конных сражениях. Теперь даже самый самоуверенный галл видел, что мы непобедимы. Эти западные племена удалось поднять на восстание потому, что до той поры война щадила их. Но одно дело созвать людей, а другое – заставить их сражаться. Как и белловаки, пикты быстро упали духом и сдались. Мы взяли у них заложников и пошли на юг, где два отчаянных человека, по-прежнему воевавшие без надежды победить, угрожали провинции.

Я называю этих двоих отчаянными людьми потому, что они не имели поддержки даже своих родных племен и жили разбоем. Один из них был и родом из тех мест – Луктерий, друг и сосед Верцингеторикса. Верцингеторикс послал его завоевать юго-западные племена и напасть на провинцию. За предыдущий год он и сам стал широко известен как очень отважный военачальник. Поэтому, когда Верцингеторикс сдался и восстание было подавлено, изгнанники, беглецы и разбойники всех видов, которые боялись мести Цезаря, убежали к Луктерию. Примерно в то же время к нему присоединился другой, подобный ему вождь, некто Драппес, который наводнил своими людьми владения племени сенонов и какое-то время не давал нашим войскам никуда двинуться из Санса, потому что не пропускал к ним обозы с продовольствием и другими запасами. Поскольку теперь Северная и Центральная Галлия были полностью в наших руках, Драппес отступил на юг во главе примерно двух тысяч изгнанников, вольноотпущенников, преступников и прочего сброда, который породила большая война. Теперь эти две родственные души объединили свои силы и задумали возобновить и пополнить запасы продовольствия путем набега на провинцию.

На их несчастье, мы следовали за ними по пятам. Каниний Ребил оставил нас справляться с племенами океанского побережья, а сам повел два легиона против Луктерия и Драппеса. Эти вожди так и не осмелились устроить набег на провинцию, имея у себя за спиной нашу армию, и поэтому решили занять и использовать как базу Укселлодинум, который был в подчинении у Луктерия еще во времена его процветания.

Каниний подошел под стены Укселлодинума. Этот городок был меньше Герговии, но гора, на которой он стоял, была круче, чем даже герговийская. Однако по окружности эта гора была не очень велика, и Каниний решил начать осадные работы, насколько позволяло количество его войск.

Драппес и Луктерий смотрели на его приготовления с тревогой: они помнили про Алезию. Однако они были прикованы к Укселлодинуму почти так же, как Верцингеторикс к Алезии: они наверняка могли бы уйти из городка, но для этого им нужно было расстаться со своими запасами, без которых они едва ли смогли бы жить, поскольку жители этого края были на стороне их противника. Два вождя посчитали, что им будет лучше оставить в городе отряд своих воинов, а самим тихо выйти оттуда с легковооруженной частью своего войска, набрать продовольствия и завезти его в город раньше, чем Каниний станет достаточно силен, чтобы помешать им.

Так они и поступили и в общем успешно собрали дань с живших по соседству кардуков – отчасти потому, что многие втайне все еще любили Луктерия, отчасти потому, что требованиям двух тысяч нетерпеливых людей невозможно сопротивляться. Поэтому очень скоро Драппес и Луктерий уже были на пути обратно, стояли в десяти милях от Укселлодинума и думали, как им ввезти в город собранное зерно.