Орел девятого легиона - Розмэри Сатклиф Страница 50

— Если удержим это расстояние до темноты, — прокричал Эска сквозь грохот копыт и ветра, — может, в тех ущельях нам повезет!

Марк не ответил, но приготовился скакать, как никогда в жизни еще не скакал. Темный вереск стлался под копытами его лошади, длинную жесткую гриву относило назад, плеща по запястьям, ветер свистел в ушах. На одно-единственное мгновение он опять испытал восторг, упоение бешеной скачкой, нарастающей скоростью, какое не мечтал уже ощутить. Но ощущение промелькнуло, как стремительный полет зимородка. Ведь на самом-то деле он удирал, спасая свою жизнь, а за ним по пятам гналась мрачная орда, жаждущая мщения. Ему понадобилось все умение, чтобы не угодить в невидимые рытвины, не зацепиться за кочки, сучья и спутанные клубки вереска, что означало бы гибель. И все время он сознавал со всей беспощадностью, что правое колено мешает как следует зажать бока лошади и, споткнись лошадь, мчащаяся во весь опор, он перелетит ей через голову. Вперед, вперед, огибая окаймленное тростником горное озерцо, резко сворачивая в сторону, чтобы обогнуть ядовито зеленеющее в слабом вечернем свете болотце. Вверх по склону, вниз по бронзовым волнам подсыхающего вереска, вспугивая из травы здесь — стайку ржанок, там — случайного кроншнепа и постоянно слыша за собой звуки приближающейся погони. В ушах все время стоял лай собак, слышный, несмотря на приглушенный дерном топот. Все ближе и ближе охота. Но оглядываться было некогда. Вперед и вперед, и теперь лошади начали уже выдыхаться. Марк чувствовал, как тяжело раздуваются бока его лошади, на него попадали брызги пены, разлетавшиеся с ее морды. Марк как можно ниже приник к ее шее, чтобы облегчить ей ношу; он уговаривал, пел, кричал, похлопывал по мокрой от пота шее, бил пятками в бока, посылая ее вперед, вперед всеми доступными способами, хотя несчастное животное и без того неслось, окрыленное страхом. Лошадь и сама, не хуже своего седока, понимала значение доносившихся сзади звуков.

Земля перед ними начала все более и более вздыматься, свет угасал с каждой минутой. Ущелья и орешник были уже совсем близко, но и преследователи тоже. Бросив быстрый взгляд через плечо, Марк увидел смутное пятно, размытое сумерками, — всадников и бегущих впереди собак. Пятно неслось по открытой равнине, и передняя собака была не дальше полета стрелы.

Задыхаясь, оглушенные нарастающим шумом погони, они последним отчаянным усилием преодолели гребень еще одной гряды и, всмотревшись, различили в сумеречном свете бледную полоску ручья. До них донесся неожиданный запах, сладкий, тяжелый, похожий на мускус, и Эска не то вскрикнул, не то всхлипнул:

— Скорее вниз, к ручью, пока они не перевалили гребень. Может, там уйдем от них.

Не вполне понимая замысел Эски, но всецело доверяясь его чутью и опыту, Марк несколько раз подряд ударил пятками по ребрам лошадки, чьи бока ходили ходуном, понуждая ее к последнему рывку. Дрожа, вся в мыле, разбрасывая пену, окрашенную кровью, она ринулась вниз в последнем бешеном броске. Голова в голову они мчались по склону сквозь высокий папоротник, и с каждой минутой запах мускуса становился сильнее. Ниже, ниже, и вот они уже достигли вытоптанной ямы на берегу потока, и оттуда, вспугнутые их появлением, вырвались две рогатые, дерущиеся на бегу тени и с треском бросились вдоль лощины. Зека на ходу соскочил с лошади, и вслед за ним Марк тоже спрыгнул, вернее, свалился в яму, где минуту назад сражались за владычество два громадных самца-оленя. Рука Эски подхватила Марка, не дала упасть.

— В воду, быстро! — скомандовал он.

Лошади, освободившись от седоков, захрапели от страха и умчались в темноту.

Друзья бросились к берегу, продрались сквозь ольшаник к воде (Эска все еще поддерживал Марка, обхватив его рукой) и соскользнули в ледяной быстрый поток, как раз когда погоня вынеслась на косогор. Скорчившись под крутым берегом, они слышали, как сперва вдоль ручья с треском проскакали через бурелом испуганные лошади, и за ними устремилась вся охота. Потом она остановилась, потеряв след, собаки залились лаем, лошади преследователей затоптались на месте, послышался всплеск голосов, и беглецы пригнулись еще ниже, так что вода почти заливалась им в ноздри.

Казалось, что они уже целую вечность стоят, согнувшись, прислушиваясь к кутерьме над головой в надежде, что сумрак скроет следы их быстрого спуска через ольшаник, а собаки, идущие по следу лошадей, не отвлекутся на людей. Но в действительности прошло лишь несколько минут до того, как торжествующий клич возвестил, что охотники сообразили, в каком направлении умчались лошади. Собаки с истошным лаем бросились по горячему следу оленей или же лошадей, или тех и других. Опять раздался взрыв криков, топот, сердитое пронзительное ржанье, и вот в сбивчивом ритме рассеивающегося кошмара люди, собаки и лошади понеслись за удаляющимися тенями.

Немного подальше лощина делала поворот, и оттуда глазам беглецов, скорчившихся под берегом, открылось неясное пятно — охота, мчащаяся по сумеречной долине; дикие звуки бешеной скачки все затихали, и вот погоня исчезла, растворилась, как некие призрачные охотники в погоне за душами. Сумерки поглотили их, ночной ветер донес последний заливистый лай собаки, и все стихло. В тишине они услышали лишь крик кроншнепа да громкое биение собственных сердец.

Эска быстро выпрямился.

— Лошади пока еще несутся стрелой, — сказал он. — Без нас, да с перепуга… Но скоро их нагонят, и тогда охота повернет назад, искать нас. Чем скорее мы уйдем отсюда, тем лучше.

Марк пошарил под плащом и убедился, что орел на месте.

— Мне как-то не по себе из-за наших лошадей, — сказал он.

— Ничего плохого с ними не случится, если только они не запаленные. Собаки ведь охотничьи, их натаскивают, чтоб они преследовали и загоняли дичь, они не убивают без приказания. На нас их бы спустили, а так — зачем зря губить лошадь? У охотников это не принято. Разве что их племя не такое, как все другие племена Британии.

Говоря это, Эска шарил рукой под берегом и наконец с довольным ворчанием достал свое копье.

— Покамест пойдем по ручью, попробуем запутать след. — Он протянул руку Марку, на которую тот и оперся.

Нескончаемо долго, как им показалось, они брели по ручью против течения — то по мелководью, не глубже колена, то погружаясь по пояс в глубокую быстрину сузившегося ручья. Они вели непрерывную борьбу — с напором воды, с неустойчивым дном под ногами, со временем. Нервы их были натянуты в ожидании собачьего лая — не пропустить бы его за мягким шумом бегущей воды.

Совсем стемнело, луна спряталась за низким облаком, холмы чернели со всех сторон. Ручей начал уводить их чересчур к востоку, да и, кроме того, опасно было идти долго в одном и том же направлении. Поэтому, дойдя до узкой боковой лощины, идущей в сторону юга, они вылезли на берег, продрогшие до костей, отряхнулись, как собаки, отжали, насколько могли, мокрое платье и двинулись дальше, радуясь тому, что развязались с ледяной водой.

В скором времени они преодолели крутизну, спустились в еще одно ущелье, поросшее орешником и рябиной, где каскадами по крутому спуску падал еще один ручей, белея в темноте. Собственно, шум бегущей воды сопровождал их повсюду. Наконец, оступившись, они бухнулись в яму, образовавшуюся в результате оползня во время дождя, и остались там, прижавшись друг к другу, чтобы согреться, перевести дух и рассмотреть свое положение.