Смерть Гитлера - Жан-Кристоф Бризар Страница 50

Сигнал тревоги не прозвучал. Поэтому дышать можно. Владимир Коротаев проверил, работает ли вентиляция и есть ли циркуляция кислорода. Система пожарной безопасности в помещениях, где хранятся архивы, может показаться архаичной, но на самом деле она дьявольски эффективна. Во избежание опасности пожара кислород просто удаляется из кабинетов каждый вечер после закрытия помещений.

Такой режим обеспечения пожарной безопасности вступит в действие только через полчаса. Затем прозвучит сигнал тревоги, и у нас будет всего несколько секунд, чтобы освободить помещение. Владимир неоднократно предупреждал нас об этом, когда мы шли по лабиринтам коридоров здания.

Как только раздастся сигнал тревоги, надо будет немедленно уходить. После этого будет уже поздно, двери блокируются автоматически, а доступ воздуха перекрывается. Тогда верная смерть! «А есть ли способ приостановить процесс, вырубить экстренную сигнализацию?» – спрашивали мы, следуя бегом за Владимиром. «Нет!» – Его тон был категоричным и безапелляционным. Не позволяющим дальнейшие расспросы.

Впрочем, не в наших интересах было ни проверять меры противопожарной безопасности архивов, ни давать Владимиру веский повод прервать наше посещение.

Теоретически мы не имеем права находиться тут, в этой части Российского государственного военного архива. За несколько минут до этого Лана сумела уговорить замдиректора позволить нам посетить святая святых: помещения, где хранятся секретные архивные материалы по Красной армии, начиная с момента ее создания, а кроме того – документальные свидетельства и материалы, касающиеся ее нацистского врага. Как Лане удалось это сделать? Благодаря ее обычным приемам, тому, что можно обозначить одним словом: «психология». Честно говоря, она добавила к этому еще свою улыбку и прекрасное знание русского менталитета.

Мы были в его кабинете, знакомились с делами военнопленных Линге, Гюнше и других. Надо сказать, что ему потребовалось некоторое время, чтобы найти их на пыльных стеллажах архива. Необычное усилие для такого высокопоставленного чиновника, больше привыкшего приказывать, чем выполнять. Ласково, неторопливо, целенаправленно и настойчиво Лана подбиралась к цели, немного подразнивая собеседника, но совсем чуть-чуть. «А что, действительно нет других важных материалов, которые могли бы облегчить наше расследование?» Она настаивала все больше, еще и еще. Владимир начал с того, что снял очки. Он потер глаза, словно стирая боль. Возвращаться в архивохранилище и снова оставлять нас наедине с папками он вряд ли хотел. Чувствуя, что он колеблется, Лана тут же воспользовалась этим: «Мы можем пойти с вами в запасник, если хотите…» Предложение показалось ему настолько неуместным, что он даже не отреагировал. Затем, неожиданно, посмотрев на часы, он просто сказал: «Пойдемте. У нас есть еще немного времени».

Две маленькие электрические панели прикреплены над зеленоватой бронированной дверью. Первая горит и указывает: «Автоматическое отключение». На другой, выключенной, табло: «Газ. Не входи». За дверью один из десяти залов архивохранилища Российского государственного военного архива. По одному на каждом этаже. Воздух здесь сухой, а температура ниже, чем в кабинетах, она не должна превышать 18–19 °C. На потолке расположены внушительные светильники, но включен только каждый второй из них, что создает впечатление сумерек, или, точнее, больничного освещения. Мы находимся в самом сердце Российского государственного военного архива.

Металлические стеллажи высотой около 2 метров раскинулись не менее чем на 200 квадратных метров. Все они заполнены большими прямоугольными картонными коробками. Внутри бумажные документы, большей частью со штампом «секретно». Только этот отсек вмещает каких-нибудь 5000 коробок, а их не менее полусотни. Страстная мечта историка. Какие тайны сокрыты в этих коробках, прямо тут, перед нашими глазами? Тайные соглашения Сталина с Чан Кайши против Мао, кубинский ракетный кризис, французы, арестованные в подразделениях СС… столько таинственных дел, тщательно засекреченных, на расстоянии протянутой руки.

Я открываю коробку наугад, машинописные листки, а вот документы на кальке с какими-то непонятными схемами и чертежами. Потребовались бы долгие и долгие месяцы, чтобы все это проанализировать, отсмотреть, перепроверить. «И ничего из этого не оцифровано», – словно читая мои мысли, негромко уточняет Владимир. Столько исторических драм, горестей, государственных тайн исходят с полок этих стеллажей, что мы, все трое, не сговариваясь, заговорили шепотом. «Теперь Вы лучше понимаете, почему нам так сложно сразу же найти нужные материалы».

Система хранения военных архивов работает по старинке: на небольших карточках архивного фонда указаны тема, дата и местонахождение каждого документа, но без подробностей. Работа усложняется, когда речь идет о документах на иностранных языках. Это относится и к материалам, составляющим досье на нацистов. «Нет больше такого, чего бы мы не знали», – усмехнулся Владимир, несколько раздраженный нашим удивлением. «В нашем историческом фонде больше нет ничего, что можно было бы изучать. Все рассекречено или почти все…»

Ах, это «почти», которое мы так часто слышим, ведя свое расследование. Фотографии вскрытия 8 мая 1945 года предполагаемых трупов Гитлера и Евы Браун? Невозможно. Официально их не существует. Приказы Сталина скрывать правду от союзников? Также. Результаты судебно-медицинской экспертизы трупов?.. Список длинный. Владимир слушает и вздыхает. Мы его утомили. Пора покидать помещение. Полчаса прошло. Газ, кислород, вентиляция, он снова перечисляет инструкции по технике пожарной безопасности. Пора отсюда выбираться. Быстро.

В вертикальных створах дверей с раскатистым грохотом защелкиваются пять стальных засовов. Попробовав дверную ручку, Владимир убеждается, что помещение надежно заперто. Затем, засунув ключи в карман, он указывает нам на лифт. Визит окончен. Конечно же, он тщательно собрал и вернул на место в архивохранилище все документы, связанные с операцией «Миф», подальше от наших глаз. Досье Линге, Гюнше, Баура и Раттенхубера остаются секретными до сих пор. К счастью, мы смогли просмотреть их в его кабинете. Правда, это было недолго, но достаточно, чтобы ухватить главное. То есть годы застенков, принудительных работ и пыток. До сих пор мало известные подробности жизни эсэсовцев, ставших наиболее разыскиваемыми пленниками победителей Третьего рейха.

Заговорят ли они, наконец, под угрозой насилия? Будут ли они признаваться, жаловаться, колоться? В «Бутырке» долго никто не сопротивляется. «Бутырка» – это самая известная в Москве тюрьма. Она расположена на периферии центра города и по сей день служит временным изолятором. В 1945 году «Бутырка» даже превзошла Лубянку по условиям содержания. Если в зимние ночи в ее камерах стужа, то летом, когда в Москве страшный зной, они просто невыносимы. Но все-таки какие-никакие удобства в «Бутырке» есть, хотя появились они относительно недавно.