Аскольдова могила - Михаил Загоскин Страница 5

Казалось, один Дулеб не слышал и не видел ничего: он не подымал головы, глаза его ни разу не встретились с глазами незнакомца; но легкий румянец играл на бледных щеках его, грудь волновалась, а из полуоткрытых уст вырывался какой-то невнятный ропот.

— Дедушка, а дедушка! — промолвил наконец один молодой парень, дернув за рукав седого рыбака. — Что это он говорит?

— Что он говорит? — повторил старик, как будто бы пробудясь от сна. — Ух, батюшки, что это? Как этот кудесник нас обморочил! Не слушайте, ребята, этого зловещего ворона! Ах ты печенег проклятый! Да как у тебя язык повернулся говорить такие речи о нашем батюшке? Иль ты думаешь, что для твоей буйной головы и плахи во всем Киеве не найдется?

— Как не найтись! — отвечал спокойно незнакомец. — Протяни лишь только шею, а за этим у вашего батюшки, великого князя, дело не станет. Да о чем ты, старинушка, так развопился? Ведь я стал бы это говорить не вам, а вашим отцам и дедам. С людьми и говорят по-людски, а с баранами что за речи: стриги их, да дери с них шкуру — на то родились.

— Что ж ты, в самом деле! — вскричал один из рыбаков. — Уж ты, брат, никак, и нас стал поругивать.

— Убирайся-ка, покуда цел, — сказал старик. — А не то мы тебе руки назад, да отведем к городскому вирнику, так у него запоешь другим голосом. Экий разбойник, в самом деле, — видишь с чем подъехал!

— Порочить нашего государя! — вскричал один рыбак.

— Говорить такие речи о нашем отце, Владимире Святославиче, — подхватил другой.

— Глупое стадо! — пробормотал незнакомец, принимаясь за весло.

— Постой, молодец! — вскричал Дулеб, вскочив поспешно с своего места. — Возьми меня с собою.

— Что ты, что ты, дитятко, — прервал старый рыбак, — в уме ли ты?

— Он довезет меня до Подола, — продолжил Дулеб, подходя к пристани.

— Изволь, молодец, довезу, куда хочешь; хоть до села Предиславина!

— Вспомни, Дулеб, — сказал тихим, но строгим голосом седой рыбак, — тому ли тебя учили? То ли ты обещал, когда был вместе со мною… не в Перуновом капище, не там, где льется кровь богопротивных жертв…

— Ах, старик, — вскричал Дулеб, — что ты мне напомнил!

Он остановился и закрыл руками глаза свои.

— Ну что ж ты? — сказал незнакомец. — Садись, что ль!

— Нет! — прошептал тихим голосом Дулеб. — Он велел любить и злодеев своих; он дает, он и отнимает, — да будет его святая воля! Ступай! Я не еду с тобою.

Незнакомец взглянул с удивлением на Дулеба, опустил весло, и легкий челн его запорхал по синим волнам Днепра.

— О ком это он говорит? — спросил один из рыбаков, глядя на Дулеба, который сел на прежнее место.

— Вестимо о ком, — отвечал другой рыбак, — о нашем великом князе! Кто ж, кроме его, и дает, и отнимает? Ведь он один в нас волен.

— А злодеев-то своих любить он также приказывает?

— Как же! Разве нам не велено жить в любви и совести с варягами, а что они — други, что ль, наши?

— А что, парень, — прервал детина с рыжею бородою, — ведь этот долговязый себе на уме! И впрямь житье-то наше незавидное. Эх, кабы воля, да воля! Что бы нам хоть одного проклятого метальника покупать в Днепре?

— А там добрались бы и до всех, — прервал старик, — и злых и добрых — топи всех сряду. Нет, ребятушки, как у нашего брата руки расходятся, так и воля будет хуже неволи.

— Да за что ж, дедушка, в старину-то нас никто не обижал?

— Право? Да вы, никак, в самом деле поверили этому краснобаю? Эх, детушки! Я два века изжил, так лучше поверьте мне, старику. Бывало и худо и хорошо, что грех таить: и при бабушке нашего государя, премудрой Ольге, злые господа народ обижали, и при сыне ее, Святославе Игоревиче. Коли без того! Ведь одному за всеми не усмотреть. Кто говорит? И при нашем батюшке, великом князе, подчас бывает со всячинкою. Да что ж делать, ребятушки? Видно, уж свет на том стоит!

— Да о каком он все толковал Аскольде, дедушка?

— Неужели не знаешь? Ну вот что похоронен там… близ места Угорского, над самою рекою.

— А кто он был таков?

— Прах его знает! Так, какой-нибудь ледащий ^[24] князишка. Чай, в его время ленивый не обижал Киева. То ли дело теперь, и подумать-то никто не смеет. Вот недавно завозились было ятвяги да радимичи: много взяли! Лишь только наш удалой князь брови нахмурил, так они места не нашли. Что тут говорить! — продолжал старик с возрастающим жаром. — Да бывал ли на Руси когда-нибудь такой могучий государь; да летал ли когда по поднебесью такой ясный сокол, как наш батюшка Владимир Святославич?..

— Правда, правда! — закричали почти все рыбаки.

— А как выйдет наш кормилец, — промолвил один из них, — на борзом коне своем, впереди своих удалых витязей — что за молодец такой! Так, глядя на него, сердце и запрыгает от радости.

— Да как сердцу и не радоваться, — подхватил другой, — ведь он наш родной, ему честь — нам честь!

— Эх, ребята, — вскричал третий, — напрасно мы не связали этого разбойника! Леший его знает, кто он таков: уж не ятвяги ли его подослали?

— Да, парень, — прервал молодой рыбак — хватился!.. Поди-ка догоняй его; смотри: чуть видно… Эк он начал сажать — словно птица летит!.. Вон, выехал уже в Пачайну ^[25]…

— Пусть идет куда хочет, — сказал старик, — лишь только бы к нам не заезжал. А вот и уха сварилась, — продолжал он, отведывая из котла деревянною ложкою. — О, да знатная какая!.. Ну что ж, детушки, в кружок! Поужинаем засветло, а там и за работу.

Все рыбаки, выключая Дулеба, уселись кругом котла.

— А ты что, Дулебушка? — спросил старик. — Присядь к нам да похлебай ушицы. Эх, дитятко, полно! Горе горем, а еда едою. Садись!

Вместо ответа Дулеб покачал печально головою и остался на прежнем месте.

— Зачахнет он совсем, — сказал вполголоса старик. — Легко ль, сердечный, не пьет, не ест…

— Небось, дедушка, — прервал молодой рыбак, подвигаясь к котлу, — проголодается, так станет есть, ведь голод-то — не тетка. Нуте-ка, ребята, принимайтесь за ложки! Авось, смотря на нас, и его разберет охота!