Мистика русского православия - Роман Багдасаров Страница 5

Общая направленность «идеологии» легко прочитывается: мир должен принадлежать тому, кто во имя власти готов перешагнуть через все табу; ромеи — враги; христианство — отрава, с помощью которой Константинополь ослабляет дух соседних народов; боги —

21

могущественны, но заставить их слушаться можно только кровавыми требами. И они поддерживают не столько племя, сколько пространство, над которым дают власть своему избраннику.

Владимир образца 983 года (когда начались регулярные жертвы) был готовым кандидатом на роль Антихриста, появление которого с тревогой ожидали в Европе в 1000 году, а Восточный Рим в 992-м, т. е. 6500-м от Сотворения мира. Русь, как и предсказывали греческие патриархи, мутировала в страну «Роша, Мосоха и Тобола» библейских пророчеств. Оттуда из «обители зла» на севере дальнем должны хлынуть бессчётные полчища Гога и Магога, размалывая всё на своём пути.

Практикующий мистик

Уместен вопрос: что заставило Владимира порвать с кровавым культом? Ответов несколько. Наиболее правдоподобен следующий: к религии, пусть языческой, Владимир относился не как прагматик, а как мистик. При таком настрое любое разочарование легко меняет «плюс» на «минус». А разочарования наличествовали.

Поход на Волжскую Булгарию в 985 году провалился, став первым серьезным фиаско Владимира. «Боги восточных земель» оказались неспособны обеспечить Киеву контроль над торговыми артериями, связывавшими Европу с Азией.

Любопытно, что в следующем, 986 году православные болгары на Балканах нанесли византийцам сокрушительный удар и, перейдя в контрнаступление, поставили под сомнение само существование Восточного Рима. Успехи полководцев Болгарского царства были особенно

обидны на фоне тех поражений, которые понес от Империи Святослав 15-ю годами ранее. Победы болгар, воюющих за самостоятельность своей церкви, получили в Европе такой резонанс, что Владимир не мог не задуматься. Его прежнее отношение к Болгарии базировалось на постулате, что принятие христианства стало главной политической ошибкой её правителей, сделав их слугами ромеев… Оказалось, что христианство способствует сплочению народа, а отнюдь не разлагает его.

Безусловно запомнился Владимиру один частный случай, произошедший несколько ранее. Жрецы Поморья уверяли его, что особую радость богам доставляет кровь христиан. Ежегодно в храме Свя-товита на острове Рюген одного из них по жребию отправляли на заклание. Нечто подобное попытался ввести Владимир и в Киеве. Очередной жребий пал на сына варяга Иоанна, обратившегося в греческую веру. Отец наотрез отказался отдать ребёнка посланникам князя: «Если боги это, то пусть пошлют одного из своих и возьмут сына моего. А вам что за дело?» Язычники разнесли двор Иоанна, но одолеть его не могли. Квалифицированный воин, тот занял выигрышную позицию на галерее второго этажа. Варяга и его сына удалось умертвить, лишь подрубив сени, которые погребли исповедников. Такой финал не делал чести ни богам, ни Владимиру, ведь убийство

не жертва. Князь воочию убедился, что христиане отнюдь не безропотные овцы: с Иоанном билось несколько десятков человек.

Все эти факты потихоньку наращивали критическую массу в выборе веры, который искренне беспокоил Владимира. Разочаровавшись в рукотворном пантеоне, Владимир повернул на 180° и всерьез заинтересовался тем, что его вчерашние наставники считали религией слабых.

Запона Философа

В летописи момент выбора Владимиром православия отражает диалог между ним и греческим Философом (миссионером). В конце проповеди тот показывает Владимиру запону (матерчатую икону) с изображением Страшного суда, подробно объясняя, кто и где там изображён. Интересно, что запона со «Страшным судом», написанная иноком Мефодием, фигурирует и в болгарской летописи как весомый аргумент, подтолкнувший к крещению царя Бориса.

«Страшный суд» — сложнейшая композиция христианской иконографии, которая отражает историю от начала до конца со всеми ключевыми событиями и персонажами. Там показаны мировые царства от Вавилонского до Римского, все народы, духовные и политические деятели… Так или иначе, ознакомившись с православной космологией, князь увидел совершенно иные перспективы своего правления. Владимир осознал, в каком качестве Русь может стать мировой державой, и это вдохновило его гораздо больше, чем вещания северных жрецов. Именно тогда в русской истории впервые возникает тема наследования Римской миссии Катехона ². Все последующие шаги Владимира лишь подтверждают, какому архетипу он старался следовать.

Конечно, летописный рассказ о беседе с Философом есть попытка осмыслить событие личного обращения князя, а не изложение голых фактов. Мысль о предстоящем крещении Владимир принял мгновенно, в состоянии инсайта, и это больше, чем гипотеза. Постепенная