Катары - Роже Каратини Страница 5

Первых последователей этой ереси (в Германии, в Италии, затем во Франции) в сочинениях католических епископов XI века называли «манихеями» или попросту «еретиками» (на латыни — manichei или heretici); сами же они, говоря о себе, использовали для обозначения слово «чистые» (по-гречески — catharos, во множественном числе — catharoi); французское слово cathare появляется впервые лишь незадолго до 1214 года во французском тексте, «Хронологии» Робера Оссерского (1156-1212).

* * *

В первой половине XI века учение богомилов начало беспорядочно распространяться не только по Провансу и Лангедоку, но и по Фландрии, Шампани, и тому французскому королевству, которое создавали тогда первые Капетинги и где о присутствии еретиков впервые сообщалось в 1049 году на Реймском соборе: в то время их обозначали на латыни словом manichei («манихеи»). Тем не менее на этот раз, похоже, речь не шла о настоящей организованной секте: для западных епископов эти manichei были прибывшими с Востока заблудшими христианами, где цезаро-папизм византийских императоров, соединившись с желанием константинопольских патриархов утвердить свое главенство по отношению к римскому епископу, то есть к папе, медленно, но верно отделял восточную (греческую) Церковь от римско-католической Церкви. Пять лет спустя, в 1054 году, и в самом деде случился первый «Великий раскол» христианства: патриарх Кируларий порвал с папой Львом IX и, будучи отлучен им от Церкви, в свой черед отлучил от Церкви его самого. Впоследствии точно так же поступят патриархи Иерусалимский и Александрийский, равно как и митрополит Киевский; таким образом, разрыв между христианскими Востоком и Западом совершился. Обе Церкви начнут сближаться только... в 1965 году, после второго Ватиканского собора.

Отныне все теоретические новшества, пришедшие с Востока, будут восприниматься как подозрительные и неизменно осуждаться Римом и государями Западной Европы, а паломников, идущих с Балкан или из южной Германии и пришедших во Францию через фламандские земли и исповедующих манихейские взгляды, нередко станут посылать на костер. Один из первых смертных приговоров, о которых сохранились упоминания, был вынесен в 1077 году в Камбре, где манихей был обвинен в ереси и погиб на костре; полвека спустя, в 1114 году, в Суассоне толпа схватила нескольких узников, обвиненных в ереси, и сожгла их. Первый лангедокский костер запылал в Сен-Жиле ^[16], где был сожжен в 1126 году манихейский ересиарх Пьер де Брюи, прибывший из Малой Азии.

И все же в 1159 году, в момент восшествия на престол папы Александра III (он будет занимать папский престол до 1181 года), каждый из таких еретиков представлял собой особый случай. Разумеется, они были многочисленны, но их выступления оставались одиночными, пока еще не существовало никакой организованной манихейской «церкви» ни в северной Франции, где правил Людовик VII (с 1137 по 1180 год), ни в обширном и могущественном тулузском графстве, владениях решительного Раймонда V (правил с 1148 по 1194 год). Этот правитель объединил свои земли, заставил непокорных вассалов служить при дворе и правил, опираясь на тулузскую торговую буржуазию, для которой установил режим благоприятствования; он расширил свои владения, сделавшись сюзереном рода Тренкавель, правившего Альби, Нимом, Безье и Каркассоном.

Этот религиозный мир будет недолговечным. Начиная с 1148 года с Востока начали возвращаться побежденные крестоносцы, участвовавшие во II крестовом походе ^[17]; проходя по северной Италии, они встретили там первых еретиков (богомилов), и им не терпелось разделаться с этими «неверными» нового рода, к которым прибавились теперь другие еретики, вальденсы, последователи богатого лионца Пьера Вальдо или Вальденса (1141 — 1217), который с 1170 года проповедовал, призывая возвратиться к этике Евангелий (в 1173 году он заказал перевод на разговорный язык Евангелий, а также изречений Отцов Церкви), призывал к апостолической бедности ^[18].

Епископы юга Франции встревожились, и в 1163 году, на Турском соборе, в присутствии папы Александра III они решили принять суровые меры с целью положить конец ереси, которая распространялась в то время от Тулузы до Средиземного моря. Затем, два года спустя в 1165 году, они устроили в Ломбере ^[19] публичный диспут с участием южных прелатов и представителей катаров, преследуя при этом двойную цель: обличить последних как еретиков и подготовить выступление против этих манихеев, которые сами себя именовали boni homines («добрые люди») и не стеснялись теперь в открытую признавать себя Церковью. В самом деле, в 1167 году булгарский епископ Никетас, прозванный «папой» катаров, отправился из Константинополя в Лангедок для того, чтобы полуподпольно создавать там общины; он созвал собор катарских проповедников и епископов в Сен-Феликс-де-Карамане близ Тулузы с тем, чтобы определить основные положения культа, обряды и иерархию того, что представало уже не сектой, но Церковью, притязавшей на всемирность наподобие римской, хотя число ее прихожан (несколько тысяч или десятков тысяч) было пока невелико в сравнении с миллионами европейских католиков.

Законные власти, столкнувшись с такой дерзостью, должны были как-то на нее ответить. Раймонд V, граф Тулузский, подумывал о крестовом походе, в котором приняли бы участие два величайших монарха западно-христианского мира, то есть короли Франции (Людовик VII, 1137—1180) и Англии (Генрих II Плантагенет, 1154—1189); он не начинал к нему призывать, ожидая решения папы Александра III, однако тот предпочел сначала осведомиться о положении дел и отправил в Тулузу легата, кардинала Петра Сен-Хрисогонского, в сопровождении внушительной делегации, состоявшей из епископов и богословов. Кардинал, обнаружив немалое число еретиков, долженствующих подвергнуться гонениям, решил наказать одного в назидание прочим: он велел арестовать и прилюдно бичевать тулузского горожанина Пьера Морана, не скрывавшего своего расположения к еретикам, после чего отправил его в Святую землю ^[20], а сам вернулся в Рим отчитаться перед папой. Последний, как ни странно, не ответил на происходящее отлучением от Церкви, чего вполне можно было ожидать, а удовольствовался тем, что предоставил лангедокским епископам и графу Раймонду V Тулузскому самим улаживать проблему. Они же, должно быть, сознавая, насколько значительно это зарождающееся в тулузском графстве еретическое движение и насколько серьезные беспорядки может вызвать любая попытка борьбы с ним, предоставили ереси возможность распространяться по своим землям.