Маятник бизнеса. Между орденом и тюрьмой - Виктор Бронштейн Страница 5

В ту пору он не раз со сверхмодным и ходовым товаром, например с американскими джинсами, бороздил воздушный океан в качестве стюарда.

Но грянула перестройка, Гриша и его друзья-подельники и по джинсам, и по нелегальным видеосалонам в одночасье превратились из цеховиков-теневиков в готовых предпринимателей с завидным стажем и связями. Однако не для всех канувшая эпоха была безобидной — приятель Гриши по уголовному делу успел отсидеть год или два, обзавёлся широкими связями, проявил недюжинные способности, железную волю и вскоре получил почётное в их среде звание «вор в законе». Это звание, плюс ранний предпринимательский опыт, плюс победы в математических олимпиадах, свидетельствующие о незаурядности, позволили занять ему высокое в российских масштабах место в преступном мире, а позже и в бизнесе. По слухам, сегодня закрепилось за ним ещё более почётное в перевёрнутой с ног на голову России место недавно убитого «старосты» преступного мира — деда Хасана. Гриша иногда любит вспоминать совместные с возвысившимся другом деяния, как любят многие чиновники вспоминать о прежней дружбе с вышедшими из Иркутска знаменитыми руководителями правительственных корпораций и Генеральной прокуратуры.

Не надрывался на социалистических предприятиях и Юра. Ему после политехнического института удалось то ли купить, то ли по дружбе занять дефицитнейшее место директора штучных в ту пору автозаправочных станций. Работа с потоком наличных денег, вечными очередями и разведённым или расширяющимся при нагревании топливом приносила не только зарплату, но и немалый доход. Во всяком случае, якобы выигранная в лотерею дефицитнейшая при социализме «Волга», а позже и, пожалуй, первый «Крузер» в Иркутске были у недавнего студента политехнического института.

Собственные деньги, с риском заработанные при социализме, давали вчерашним цеховикам немалые преимущества, когда бандитской стрельбой был дан старт капитализму и возможностям легального обогащения, в том числе через пародийные биржи, брокерские конторы и скороспелые банки.

Не без помощи заокеанских «специалистов» были срежиссированы какие-то жуткие правила экономической вакханалии. Инфляция — порой до 50 % в месяц, а допустимая наценка на продукцию для законопослушных и «зазевавшихся» на старте госпредприятий была не более 25 %. Правила продажи через брокеров на бирже не ограничивали наценку хоть до 1000 %. В результате предприятия не успели оглянуться, как остались без оборотных средств, а вчерашние школьники и спекулянты около пародийных бирж набили карманы.

Руководители социалистических предприятий, и собственно я сам, на какое-то время впали в ступор от иррациональности происходящего. Мы просто не могли участвовать в этом биржевом шоу. Казалось, что вот-вот горбачёвско-рыжковское правительство очухается и прекратит эту фантасмагорию, пересадив в тюрьмы всех разрушителей.

Но увы. Вместо этого вскоре напечатали миллионы или миллиарды ваучеров, своры «бойцов капиталистического фронта» бросились скупать их, где за бутылки, где за копейки, и поставлять дельцам уровнем выше, которые приобретали на них, как и было задумано, государственную собственность, созданную многими поколениями враз обманутых советских людей.

В горбачёвско-рыжковское и в ельцинско-гайдаровское время перестали оплачивать предприятиям, в том числе родным оборонным: Иркутскому радиозаводу им. 50-летия СССР и свирскому «Востсибэлементу», — даже выполненные государственные заказы оборонной техники. Предприятия оставались без последних оборотных средств, а рабочие — без средств существования, голодая, спиваясь и прячась в знак протеста в бессчётные могилы. Вот как образно высказался на эту тему Николай Зиновьев в стихотворении «Потерянное поколение»: