Битва под Эль-Аламейном. Поражение танковой армии Роммеля в Северной Африке - Майкл Карвер Страница 5

Такое положение дел могло привести к недоверию между дивизиями доминионов и высшим командованием. Нельзя отрицать, что такое недоверие действительно существовало. Степень потери боевого духа не следует преувеличивать (как это часто делается, особенно в послевоенные годы), но нет никакого сомнения, что те, кто уцелел в битве у Газаля, в том числе новозеландцы и недавно прибывшая 23-я бронетанковая бригада, очень тяжело переживали июльскую неудачу у гряды Рувейсат. В этих сражениях не были согласованы совместные действия танков и пехоты. Это породило тяжелое чувство у обеих сторон. Меньше всех пострадали австралийцы, оставаясь свежими и сохраняя порядок. Попытка Окинлека после смещения Ричи с поста командующего 8-й армией соединить в одном лице функции главнокомандующего и командующего армией на театре боевых действий оказалась эффективной в момент, когда Роммеля удалось остановить у Эль-Аламейна; но эта мера не могла вылечить болезнь, поразившую армию.

Неудивительно, что 8-я армия, по словам генерала Александера (который сильно смягчил выражение Черчилля по поводу организации командования на Среднем Востоке), оказалась храброй, но битой. Эта истина все яснее становилась лондонским начальникам. С конца мая начальник имперского Генерального штаба генерал Алан Брук терпеливо выслушивал ежедневные допросы премьер-министра. Почему, спрашивал Черчилль, армия, на которую потрачено столько сил и средств, не одерживает побед, а терпит катастрофические поражения на Среднем и Дальнем Востоке? Брук очень остро воспринимал это недовольство и решил лично выехать на место и разобраться, что происходит в действительности. Улучив момент, когда премьер пребывал в хорошем настроении, 25 июля 1942 года он добился разрешения Черчилля на поездку в Африку. Начальник Генерального штаба планировал в конце месяца отправиться в Египет через Гибралтар и Мальту.

К его ужасу 30 июля, накануне отъезда, Черчилль заявил Бруку, что едет вместе с ним, соединив эту поездку с посещением Каира и встречей со Сталиным. Такой поворот событий не понравился Бруку, который надеялся составить самостоятельное суждение, находясь вдалеке от своего непосредственного начальника. Надо было действовать быстро, чтобы не дать премьер-министру перехватить инициативу, и Брук прибыл в Каир на несколько часов раньше Черчилля, рано утром 3 августа. В тот же день в Каир прибыли фельдмаршал Сматс из Южной Африки и генерал Уэйвелл из Индии. Премьер-министр начал с долгой беседы со Сматсом, а Брук в это время зондировал почву в разговоре с генералом Корбеттом, начальником штаба Окинлека; сам Окинлек ехал из пустыни в Каир, чтобы встретиться с премьер-министром. Затем Брук присоединился к Черчиллю, который настаивал на начале наступления до 15 сентября – сроке, определенным генералом Окинлеком.

После обеда Брук, которому смертельно хотелось лечь в постель, так как он практически не спал с момента вылета из Англии, был, к его неудовольствию, вызван для дальнейшего обсуждения положения. Черчилль заявил, что Окинлек должен вернуться в Каир и сдать командование 8-й армией. Это было хорошей новостью, так как Брук и сам все время на этом настаивал. Черчилль также требовал, чтобы командующим 8-й армией был назначен генерал Готт.

Брук уклонился от прямого ответа. Он знал, что Готт сильно устал. Он находился в гуще всех событий в пустыне с самого начала, поднявшись от командира 1-го батальона корпуса королевских стрелков в 1939 году до командира 7-й бронетанковой дивизии, а затем 13-го корпуса после его поражения в январе 1942 года. Дважды, в марте 1941-го и в феврале 1942 года, он принимал активное участие в попытках спасти положение в Тобруке, когда Роммель выбивал армию с Киренаикского выступа. На Готта была возложена ответственность за стабилизацию положения вокруг Тобрука, когда в июне возникла необходимость вывода 8-й армии из Газаля к границе.

Но этим не исчерпывались все тяготы, выпавшие на долю генерала Готта. Ясность мышления, твердый характер и здравый смысл, его готовность предложить способ действий в положениях, когда другие отмалчивались или сомневались, – все эти качества в соединении с поистине христианским характером сделали из Готта оракула, к которому все: и высшие командиры, и подчиненные – всегда обращались за советом и ободрением, особенно когда дела шли из рук вон плохо. Нет ничего удивительного, что такое напряжение начало сказываться. Готт, как и другие, находился на переднем крае с судьбоносной даты, с 27 мая, и был телесно и душевно измотан.

Все это было хорошо известно Бруку. Он также знал, что, хотя «атакующий» Готт был достоин доверия, что он во многих случаях доказал свою самоотверженность и пользовался любовью ветеранов битв в пустыне, находились и другие, прежде всего в пехотных дивизиях доминионов, кто не разделял такую точку зрения. Брук был убежден, что нужна энергичная, свежая личность, обладающая сильной волей и уверенностью в своих силах. Сам Брук не сомневался, что таким человеком был Монтгомери. В любом случае Брук решил отложить окончательное решение до личной встречи с Готтом. Черчилль, которому Готта горячо рекомендовал Идеи, бывший офицер стрелковой бригады, чувствовал, что надо сохранить хотя бы одного генерала из «стариков», и был прав, считая Готта лучшим из них.

Когда Брук объявил о своем нежелании немедленно утвердить Готта, премьер-министр ответил тем, что предложил Бруку принимать командование на себя. Это было заманчивое предложение, хотя и связанное с понижением в должности. Но Брук понимал, что не должен принять это предложение, хотя это был бы легкий выход из затруднительного положения. Смертельно уставший, до предела вымотанный начальник имперского Генерального штаба сумел с трудом добраться до кровати только ранним утром 4 августа.

Он проснулся как раз к началу долгого разговора с Окинлеком, после которого встретился с адмиралом Генри Харвудом и маршалом авиации Артуром Теддером. Перед обедом состоялся разговор со Сматсом и тремя главнокомандующими. Затем, когда наступил жаркий каирский вечер, состоялось долгое и важное совещание с Окинлеком, в конце которого договорились о том, что Монтгомери должен принять командование 8-й армией, генерала Корбетта следует сместить с должности начальника штаба, а Готт должен заменить генерала Генри Уилсона, известного под фамильярной кличкой Джумбо, на посту командующего британскими войсками в Египте.

В четверть шестого они снова собрались в посольстве для встречи с премьер-министром, который появился в сопровождении Сматса и Кэйси – австралийца, бывшего британским министром на Среднем Востоке. Черчилль настаивал на быстрых наступательных действиях, против чего выступили Брук и местные командующие. Спор был жарким и долгим, в результате Брук едва успел принять ванну перед девятичасовым ужином, после которого премьер-министр позвал его прогуляться вдвоем по саду.

Черчилль был недоволен соглашением, достигнутым Бруком и Окинлеком. Стало ясно, что предпочтение Черчилля основано на том, что Готт был все время кампании здесь, в Северной Африке, знал всех командиров, был в курсе всех дел, поэтому мог начать боевые действия. Назначение Монтгомери можно было использовать как предлог для задержки наступления. Спор продолжался до часа ночи, после чего осталось только три с половиной часа сна до отъезда в расположение 8-й армии.