Лефорт - Николай Павленко Страница 5

«Я уже извещал вас, — вспоминал Франсуа осенью следующего года в письме братьям, — о нашем бедственном положении в Архангельске в течение семи месяцев из-за губернатора, который был хуже черта, и если бы к нашему благополучию он не умер, то намерение его было послать нас в Сибирь, отстоящую отсюда на полторы тысячи миль».

Несчастные решили воспользоваться последней возможностью — обратились к самому царю с челобитной, умело составленной опытным подьячим. В ней было сказано, что они, иноземцы, были известны «про твою царскую славную и неизреченную милость к нашей братии к служилым иноземцам и похотели, иноземцы, тебе, великому государю, послужить, обнадеючись на твою царскую милость, из Голанской земли на кораблях к Архангельскому городу в прошлом году приехали». Челобитчики просили доставить их на государевых проторях в Москву и уже оттуда, если они окажутся непригодными к службе, отпустить их на родину. Челобитная завершалась просьбой: «Чтоб нам, иноземцам, будучи у Архангельского города с женишками и с детишками, голодною смертию не помереть».

Челобитная нашла отклик. 16 декабря 1676 года воеводе Нарышкину велено было отпустить иноземцев в Москву, но не на казенных, а на их, иноземцев, проторях (издержках). «Полковников и полуполковников с начальными людьми, которые выехали из-за моря в нашу службу к Архангельскому городу на галанских кораблях, отпустили к нам, великому государю, к Москве на их подводах и харчах и проторях». Этот указ был получен в Архангельске 1 января 1676 года.

После пятимесячного пребывания в Архангельске иноземцы отправились в Москву 16 января 1676 года, одолжив деньги на проезд у голландских купцов, проживавших в Архангельске. В Москве их ожидало новое разочарование — в апреле 1676 года Посольский приказ велел их «отпустить в свою землю за море, и они б к отпуску были готовы».

В конце концов иноземцы нашли выход из, казалось бы, безвыходного положения — трое из них, полковник Фростен и подполковники Шваберг и Торнин, объявили себя инженерами. Это коренным образом изменило их судьбу: троих старших офицеров отправили в Пушкарский приказ, где проверили их знания в фортификационном деле и зачислили на службу. В июне 1686 года закончились мытарства и трех из четырех капитанов — их приняли на службу в Иноземский приказ. Однако среди этих троих не оказалось Франца Лефорта. В деле Посольского приказа от 17 июня того же года Франц Лефорт значился в числе тех, которые теперь «службы не ищут».

Отсутствие Лефорта в списке принятых на службу объяснялось тем, что он решил выехать из негостеприимной России и принял предложение датского дипломата Магнуса Гиое поступить к нему на службу и исполнять секретарскую должность. Однако об этом мы поговорим чуть позже.

Мытарства иноземцев в Москве объяснялись изменениями, произошедшими в верховной власти. 29 января 1676 года скончался царь Алексей Михайлович, и трон занял его пятнадцатилетний сын Федор. Юноша, страдавший многими болезнями и большую часть времени проводивший в постели, пополнил ряды тех монархов из династии Романовых, которые царствовали, но не управляли. Его окружали карьеристы, казнокрады, лица, озабоченные не благом Отечества, а исключительно своим собственным благосостоянием.

При Федоре Алексеевиче изменилось отношение к наемным иноземцам. Царь Алексей Михайлович, как было отмечено выше, относился к ним если не благосклонно, то лояльно, отдавая должное их знаниям. Окружение его сына, среди которого выделялся Иван Михайлович Милославский, иноземцев не жаловало, проявляя к ним враждебность. Впрочем, все зависело от того, какая из группировок находилась ближе к власти. Именно противоречия между лицами, приближенными к подножию трона, вызывали колебания в отношении к иноземцам.

Лефорт и его товарищи, прибыв в Москву, поселились в Немецкой слободе, специально предназначенной для проживания иностранцев. Слобода была расположена в версте от последней городской черты, на берегу реки Яузы. Вот как описывал ее Лефорт в письме к братьям:

«Иноземцам отведено особенное место жительства, в получасе от города, как бы в деревне… Место это Слобода, оно очень обширно, тут живут немцы, англичане, шотландцы; французов нет, кроме трех прибывших с нами; нет и швейцарцев, кроме одного, золотых дел мастера его величества, базельского уроженца, по имени Густав… Между обывателями есть люди весьма почтенные, преимущественно шотландцы… После офицеров, два года тому назад павших в сражении с татарами и поляками, осталось здесь много богатых вдов; есть много и полковничьих дочек».

Описание Лефорта не отличается особенной глубиной. Объясняется это тем, что он только что поселился в Слободе и не имел возможности разглядеть ее внутреннюю жизнь. Этот пробел восполняет Патрик Гордон, проживший в России много десятилетий и оставивший основательный «Дневник», в который он заносил сведения о ежедневных событиях, происходивших как в стране, так и конкретно в Немецкой слободе. «В последние два года (1661—1663) прибыли в Россию очень многие иностранные офицеры, некоторые с женами и детьми, другие без них. Большая, если не самая большая часть этих пришлых были люди дурные и негодные. Многие из них никогда и не служили офицерами, а присваивали себе это звание вне пределов своего отечества. Так как они получали постоянное, хотя и небольшое жалованье и надеялись еще более поправить свои дела, то многие поженились на вдовах или на девицах, отчасти для того, чтобы устроиться порядочным образом, отчасти для улучшения своего быта. К такому шагу их побудило и то обстоятельство, что русские доверяют более людям женатым, чем холостым.

Отсюда возникло общее предубеждение, что того, кто не хотел жениться, считали человеком непостоянным, ненадежным или таким, который, будучи недоволен, не думал оставаться в России. Потому женщины или их приятельницы употребляли все возможные средства побудить мужчин к женитьбе».

Не стал исключением и Франц Лефорт. В цитированном выше письме братьям он писал, как бы подтверждая слова Патрика Гордона: «Меня преследуют предложением жениться, именно на дочери полковника Кроуфорда, шотландца и нашего единоверца, весьма достойного человека, принадлежащего к почтенной фамилии… Я отвечал, что не прочь, если получу согласие своих родных». Впрочем, забегая вперед скажем, что согласия родных он так и не получил.

Об истории Немецкой слободы, приютившей нашего героя, стоит сказать хотя бы несколько слов. Слобода появилась в 1570 году, ее жителями были пленные Ливонской войны, а также иностранцы, призванные на государственную службу. В годы Смуты Слобода сгорела, но в 1652 году царь Алексей Михайлович приказал выходцам из Западной Европы селиться на том месте, где до пожара существовала Немецкая слобода. Теперь она стала именоваться Ново-Немецкой. С Москвой ее связывали три моста через Яузу. В 1665 году в Слободе насчитывалось 150 дворов. Первоначально дома иноземцев ничем не отличались от домов москвичей и строились из дерева. Со временем стали появляться дома европейской архитектуры. В 80-е годы XVII столетия Ново-Немецкая слобода по описанию пастора И. Давида выглядела более опрятной и нарядной, нежели Москва. В ней было много красивых каменных построек, возведенных немцами и голландцами. «Едва ли найдешь здесь дом без сада, притом сады цветущие, плодоносные и красивые. Одежду носили немецкого покроя. В такое платье одевали и русских слуг».