В окопах. 1916 год. Хроника одного полка - Евгений Анташкевич Страница 5

В штабном блиндаже офицеры заканчивали работу.

– Вот тут германец поставил два пулемёта… – докладывал ротмистр Дрок и показал, где разведка обнаружила неприятельские пулемёты.

– Дистанция и сектор обстрела? – задал вопрос Вяземский.

– Полторы версты, сектор обстрела… – Дрок наметил ориентиры и провёл дугу. – Как раз против нашего правого фланга.

– Местность? Записка для штаба армии готова? – задавал вопросы Вяземский, а сам делал записи в блокноте.

Щербаков протянул записку.

– Читайте, – сказал Вяземский. – Там, где про местность.

– …Два обширных болота между двумя озёрами, на севере озеро Кангер, между Рижским заливом и левым берегом реки Аа, она же Кур, и на правом берегу Аа озеро Бабит, – читал Щербаков и показывал на схеме. – Между болотами проходит железная дорога Рига – Тукум, дальше на Виндаву. Болото, на берегу которого стоит полк, – Щербаков посмотрел на командира, – Тирельское…

– Местные называют «Тырульское», – заметил фон Мекк.

– …около пяти вёрст с севера на юг и три с половиною с запада на восток. По краям лес смешанный с преобладанием сосны, в лесу несколько старых просек, вот и вот, они уже заросли подлеском и стали почти непроходимые, – Дрок и фон Мекк слушали и одновременно сравнивали правильность записки со схемой, – и узкие проселочные дороги, собственно, одна дорога… – вдоль ручья. Ручей вытекает из болота на юг и через восемь вёрст впадает в Аа. Почва песчаная…

– На границе болота и леса заросшие подлеском бугры, – добавил фон Мекк к сказанному Щербаковым. – Здесь их называют дюны…

– …высота дюн, – продолжил Щербаков, – до двух саженей, это как раз между первой и второй линиями, здесь мы поставили дополнительные аванпосты и наблюдательные пункты. Само болото, Тирельское, сейчас непроходимое, всё растаяло.

– Хорошо! – Вяземский кивнул Щербакову и обратился к фон Мекку: – А если ночью подморозит?

– Тогда проходимое.

– Пешком, – добавил Дрок, – или на санях.

Вяземский записал и посмотрел на фон Мекка.

– Против нас стоит пятьдесят седьмой ландштурменный полк из группы генерала Винекена, в частности, наш левый фланг почти соприкасается с их четырнадцатой и шестнадцатой ротами четвёртого батальона. На расстоянии до ста шагов от их первой линии установлены проволочные заграждения на глубоко врытых колах, где-то в два, где-то в три ряда, между рядами по тридцати – сорока шагов, работают, ставят колы и наматывают проволоку ночью…

– А что наша артиллерия?

– Сейчас, Аркадий Иванович, происходит смена, как только новый дивизион встанет на позиции, мы отправим им все сведения.

– А их артиллерия?

Фон Мекк положил перед полковником рапортичку со схемой.

– Более подробно доложит поручик Кудринский, он лично ходил.

Вяземский посмотрел на поручика, тот покраснел.

«Вот Сосунок, – невольно подумал Вяземский, и его взгляд потеплел. – Уже орёл, а ещё краснеет! Как же солдатское прозвище соответствует человеку, надо же!»

Поручик Кудринский с Четвертаковым и командой охотников ходил в разведку на глубину пять вёрст и обнаружил две батареи тяжёлых гаубиц.

– Сколько ушло на разведку?

– Туда и обратно трое суток, Аркадий Иванович!

– Прошли тихо?

– Там – да, только на выходе, на проволоке германец открыл огонь…

– Когда резали проволоку?..

– Да, но не в этом причина, Аркадий Иванович, просто шла стая косуль…

– И?..

– Четвертакову попало в ногу, не сильно.

– Хорошо, что не сильно.

После Кудринского штабс-ротмистр Рейнгардт доложил о результатах своего похода:

– Мы с их левого фланга, недалеко от корчмы Шмарден, это вот здесь, – показал он на схеме, – обошли их тыл, вот сюда, на правый… прошли на стыке двух батальонов.

– Это как ходил Кудринский?

– Почти.

– И что?

– Они накапливают пехоту, эти самые два батальона, они только-только начали подтягиваться, здесь не так много воды…

– И? – Вяземский посмотрел на офицеров.

– Рубят и пилят лес…

– Гати?

– Возможно!..

– А может быть, ждут заморозков? – высказался Дрок. – Всё же народная примета! Крещение!

– Может, и ждут, – ответил Рейнгардт. – До только лес рубят и, – он подчеркнул, – пилят, и явно не для блиндажей, на блиндажи идёт кругляк, бревно. Зачем-то же они его не только рубят, но и пилят?

– Лес рубят, щепки летят, – задумчиво произнёс фон Мекк, – а когда пилят, опилки получаются. А народные приметы, Евгений Ильич, в этом климате другие, вспомните Крещение прошлого года…

– Так то была Польша! – Дрок набычился, в нём заговорил забияка.

– Не вижу разницы, что тут, что в Польше балтийский климат, одинаковый, Курляндия, одним словом, я же отсюда родом, с детства помню! Мы и санок-то не знали!

– Саночки, саночки, жили мы у бабушки! – ухмыльнулся Дрок.

– Тогда уж «у панночки», – подначил его фон Мекк.

– А кто у нас справа? – остановил всех вопросом Вяземский.

– Справа, как и был, атаман Пунин.

– Поручик Пунин.

– Это который партизан…

– Да, эдакий современный Денис Давыдов…

– И как?

– Никак, Аркадий Иванович, на флангах соприкасаемся, они ведут разведки по фронту и на флангах, так же как и мы, делить нечего, а народ они отважный и опытный…

– Три эскадрона, артиллерийская команда и половина личного состава георгиевские кавалеры…

– Ладно, господа! – Вяземский оглядел подчиненных, все затихли, а Дрок поджал губы. – Давайте подведём итоги!

* * *

Четвертаков лёг на спину и почувствовал, что разбинтованная голая нога мёрзнет. «Угораздило доктора припереться, с санитаром я бы и так совладал, – подумал он и подумал ещё: – И меня угораздило!»

Он резал проволоку, ножницы были хорошие, новые. Группа охотников поручика Кудринского уходила на разведку на одном участке, возвращалась через другой. Разрезали бесшумно, но недалеко вдоль проволоки по открытому месту шли стаей косули, их на снегу было видно, и германец пальнул из пулемёта, скорее всего, по косулям, а попал Кешке в сапог. Косули унеслись, германец промазал, потому что, когда животные убежали, на снегу ничего не осталось. Это было хорошо, если бы германец попал, то полезли бы забирать, и тогда одним легкораненым Кешкой не обошлось бы. Однако обошлось.