Григорий Распутин - Алексей Варламов Страница 5

«Много монастырей обходил я во славу Божию, но не советую вообще духовную жизнь такого рода – бросить жену и удалиться в монастырь. Много я видел там людей; они не живут как монахи, а живут как хотят и жены их не сохраняют того, что обещали мужу. Вот тут-то и совершился на них ад! Нужно себя более испытывать на своем селе годами, быть испытанным и опытным, потом и совершать это дело. Чтобы опыт пересиливал букву, чтобы он был в тебе хозяин и чтобы жена была такая же опытная, как и сам, чтобы в мире еще потерпела бы все нужды и пережила все скорби. Так много, много чтобы видели оба, вот тогда совершится на них Христос в обители своей».

Он любил не учиться, но учить, не подчиняться, но подчинять. А еще любил волюшку в двух ее смыслах: и как свободу, и как простор. «Если хорош ты был в миру, иди в монастырь – там испортят. Не по душе мне монастырская жизнь, там насилие над людьми».

«Никому не подчиняться, ни в каком постоянном труде не участвовать, ни перед кем и ни за что не отвечать, но в то же время судить обо всем, учить всех, вмешиваться во все дела, предсказывать все, что имеет быть, и всем давать свои поручения – вот жизненный идеал, который привлекает очень многих. И этот идеал в полной мере воплощен в Распутине», – писал о нем епископ Дионисий (Алферов).

«Он был не только опытным, но еще и очарованным странником, скитающимся не только в поисках правды, но и красоты – дивясь божественным природы красотам, как определял этот идеал скитаний Пушкин. И вынес он из этих скитаний глубокое, опытное убеждение в том, что внимать Богу можно и не отвергая природу», – иначе охарактеризовал идеал Распутина Ф. Козырев.

Позднее география распутинских паломничеств расширилась, он исходил множество святых мест, и не только на Руси, доходил до Иерусалима и в своем «Житии» подробно описывал бытовую сторону путешествий.

«Я шел по 40—50 верст в день и не спрашивал ни бури, ни ветра, ни дождя. Мне редко приходилось кушать, по Тамбовской губернии – на одних картошках; не имея с собой капитала и не собирал во век: придется – Бог пошлет, с ночлегом пустят – тут и покушаю.

Так не один раз приходил в Киев из Тобольска, не переменял белья по полугоду и не налагал руки до тела – это вериги тайные, то есть это делал для опыта и испытания, нередко шел по три дня, вкушал только самую малость. В жаркие дни налагал на себя пост: не пил квасу, а работал с поденщиками, как они; работал и убегал в кусты молиться. Не один раз пахал пашню и убегал на отдохновение на молитву.

Мне приходилось переносить нередко всякие беды и напасти; так приходилось, что убийцы предпринимали против меня, что разные были погони, но на все милость Божья! То скажут: "Одежда неладная", то в чем-нибудь да забудутся клеветники неправды. С ночлега уходил с полночи, а враг завистлив всяким добрым делам, пошлет какого-нибудь смутителя, он познакомится, чего-нибудь у хозяина возьмет, а за мной погоня, и все это пережито мною! а виновник тот час же находится. Не один раз нападали волки, но они разбегались. Не один раз нападали хищники, хотели обобрать, я им сказывал: "Это не мое, а все Божье, вы возьмите у меня, я вам помощник, с радостью отдаю", – им что-то особенно скажет в сердцах их, они подумают и скажут: "Откуда ты и что такое с тобой?" "Я человек – посланный брат вам и преданный Богу"».

Пишет о странствиях отца и Матрена. С ее слов выходит, что Распутин был сильно разочарован тем, что увидел в Верхотурском монастыре («Порок, гуляющий по мужским монастырям, не обошел и Верхотурье»), но встретил там старца Макария, с которым имел сокровенную беседу, и старец будто бы отговорил его оставаться при монастыре и благословил идти в мир.

«…с юных лет, сильно чувствуя в себе человека с большим уклоном к болезненно порочным наклонностям, Распутин явно отдавал себе отчет в том, что узкая сфера монастырской жизни в случае поступления его в монастырь вскорости выбросила бы его из своей среды, и поэтому решил пойти в сторону, наиболее его удовлетворяющую, – в тот мир видимых святош, странников, которых он изучил с ранних лет в совершенстве. Очутившись в этой среде в сознательную уже пору своей жизни, Распутин, игнорируя насмешки и осуждение односельчан, как "Гриша провидец", явился ярким и страстным представителем этого типа в настоящем народном стиле, будучи разом и невежественным, и красноречивым, и лицемером, и фанатиком, и святым, и грешником, и аскетом, и бабником и в каждую минуту актером, возбуждая к себе любопытство и, в то же время, приобретая несомненное влияние и громадный успех, выработавши в себе ту пытливость и тонкую психологию, которая граничит почти с прозорливостью», – утверждал товарищ министра внутренних дел С. П. Белецкий, который Распутина неплохо знал, но относился к нему отрицательно и судил во многом предвзято.

Когда паломник возвращался домой, образ его жизни в Покровском также резко отличался от обычного крестьянского уклада. У себя дома он устроил молельню, где проводил часы в молитве, о чем сообщается все в том же «Житии»: «В одно прекрасное время, ходил, думал обо всем, вдруг проникла ко мне мысль, долго недоумевал, что вот сам Господь не избрал царские чертоги, а выбрал Себе ясли убогие и тем прославил славу. Мне недостойному пришло в голову достигнуть, взял, выкопал в конюшне вроде могилы пещерку и туда уходил между обеднями и заутренями молиться. Когда днем свободное время, то я удалялся туда и так мне было вкусно, то есть приятно, что в тесном месте не разбегается мысль, нередко и ночи все там проводил, но враг-злодей всяким страхом меня оттуда выживал – треском, даже было побоями, но я не переставал. Так продолжалось лет восемь…»

Между тем вокруг него образовался кружок почитателей, куда, вопреки обычным утверждениям, что Распутина окружали лишь женщины, входили и мужчины – его шурин Николай Распопов, Николай Распутин, Илья Аронов, а женщин поначалу было две – Катя и Дуня Печеркины, родственницы Дмитрия Ивановича Печеркина, который, в отличие от Распутина, остался на Афоне. Правда, впоследствии женщин стало гораздо больше.

«Эти односельчане, и только они, собирались у Распутина в молельне, устроенной под полом. Среди его односельчан в это время ходили странные слухи: будто перед тем как быть сборищу у Распутина, девушки Печеркины мыли его в бане, пили воду, которой он мылся, а затем переносили его в дом, где происходило пение духовных стихов и пляски. Многие из односельчан Распутина пытались проверить эти слухи, но безуспешно, потому что проникнуть на эти сборища постороннему человеку никогда не удавалось (…)», – пишет Смиттен.

Даже если это не соответствовало действительности, а было лишь слухом, одно несомненно: приходская церковь Распутина не устраивала и он пытался создать у себя дома нечто альтернативное ей. Исходивший тысячи километров по Руси, имевший множество встреч, разговоров, духовно он считал себя намного опытнее обычных приходских священников. Вообще неудовлетворенность церковью в начале XX века стала повсеместной – от салона Зинаиды Гиппиус до сибирских деревень. Но в случае с Распутиным эта неудовлетворенность оказалась особенно острой.

«Когда в храме священник, то нужно его почитать, – писал он в своем "Житии", – если же с барышнями танцует, то напоминай себе, что это не он, а бес за него, а он где-то у Престола сам служит. А видишь, что он сладкие обеды собрал и кумушек-голубушек созвал, то это потому, что у него свояченица барышня и шурин кавалер, а жене-то батюшковой и жалко их. Он же, Христовый, все же батюшка, и не сам, а пожалел их. Так и представляй в очах картину. Ему бы надо в исправники, а он в пошел в батюшки».