Шпионский Токио - Александр Куланов Страница 5

Цели и задачи командировки B.C. Ощепкова в Японию в 1917 году нам неизвестны — после окончания семинарии и до октябрьского переворота в России он служил в контрразведке в Хабаровске, Харбине и Владивостоке. В архивах штабов Приамурского и Заамурского округов, Владивостокской крепости должно храниться еще немало пока сокрытых от нас документов, способных пролить свет на деятельность «унтер-офицера контрразведочного отделения» Василия Ощепкова. Зато точно известно, что все это время он продолжал заниматься дзюдо — и как борец, и как тренер, и как пропагандист. В 1915 году спортивный журнал «Геркулес», выходивший в Петрограде, писал о новостях из Владивостока: «Правление [местного спортивного] Общества, воспользовавшись пребыванием в городе специалиста японской борьбы “джиу-джитсу” г. Ощепкова, пригласило его в качестве преподавателя. Интерес к этой борьбе возрастает среди спортсменов, и они с увлечением принимаются за изучение одного из самых распространенных видов спорта в Японии». Ощепков просьбу спортивного общества удовлетворил, увлечение приморских энтузиастов поддержал, и до 1920 года руководил действовавшим во Владивостоке кружком дзюдо.

В те далекие времена дзюдо действительно было спортом суперменов и тайным оружием шпионов и диверсантов. Не случайно еще в 1896 году в том же Владивостоке самую первую в российской истории школу дзюдо открыл Утида Рёхэй — японский разведчик, теоретик и практик японского ультранационализма, основатель скандально известного в начале XX века «Общества реки Амур» — Кокурюкай. Но школа Утиды была залом для своих, для японцев, и располагалась она в центре Владивостока, на территории буддийского храма Урадзио Хонгандзи, там же, где находилась штаб-квартира «профсоюза» японских проституток в Приморье, и где японские разведчики имели свою перевалочную базу в поездках по русскому Дальнему Востоку. Василий Ощепков в преподавании дзюдо пошел другим путем. Воспитанник школы Кодокан, ученик основателя дзюдо Кано Дзигоро, ясно видевшего спортивные и международные перспективы японской борьбы, Ощепков сделал свою секцию открытой для всех. Уже 4 июля 1917 года он провел во Владивостоке первые в мировой истории международные соревнования по дзюдо, пригласив для этого в Россию дзюдоистов из Коммерческого училища города Отару с самого северного японского острова — Хоккайдо.

К сожалению, 1917-й был не лучшим годом для мирных инициатив. Вскоре после октябрьской революции Ощепков оказывается на службе в армии адмирала Колчака — как переводчик с востребованного тогда японского языка. Одновременно он выполнял эту же функцию и в Управлении военно-полевых сообщений японского экспедиционного корпуса, расквартированного во Владивостоке. Похоже, что пойти на службу после увольнения из расформированной царской контрразведки его заставила либо мобилизация, либо материальное положение — не на что стало жить. Перед этим Ощепков открыл было школу японского языка и попытался заработать денег, участвуя в торговых операциях с Японией (сохранились документы о закупке им на островах нескольких пудов обуви), но не вышло. Купил кинопроектор «Пауэре» и решил освоить новую, модную специальность — кинопрокатчика, но только вызвал к себе ненужный интерес. Должность, образование и активность молодого сахалинца на государственной японской службе с кинопроектором привлекали внимание красного подполья: есть сведения, что его представители с 1920 года наладили сотрудничество с Ощепковым. А в следующем году, уехав из Владивостока на родной остров, чтобы показывать там кино местным жителям и японским солдатам, занявшим к тому времени весь Сахалин, Василий Ощепков становится секретным сотрудником советской военной разведки — агентом «ДД».

В центре внимания Ощепкова оказались японские гарнизоны в северной части Сахалина. Свободно владеющий японским языком, имевший опыт жизни в Токио, Василий Сергеевич легко сходился с японскими офицерами, а для солдат выполнял во время киносеансов функции переводчика, растолковывая им содержание крутимых кинокартин — по большей части европейских и американских. Результатом переездов по Сахалину и общения с японскими военными стали разведывательные донесения Ощепкова. Они точны и детальны. В них есть информация о дислокации и вооружении воинских частей, например, такая: «В г. Александровске: две роты пехоты — 4-я и 3-я численностью около 400 человек при 8 пулеметах системы “Гочкиса” без щитов и легкого типа (ружейного обрезания) с прикладом, при каждом пулемете 4 номера прислуги. Казармы расположены в центре города. 5 орудий 3-дюймового калибра, дальность стрельбы 71/2 версты (в настоящее время стоят в артиллерийском складе без употребления). Никаких укреплений нет. Кавалерии нет»; о важных экономических объектах: «каменноугольный рудник Ф.Е.М. Петровского. Работал зиму 1922 года. Продажа исключительно частная и на электрическую станцию. Цена угля с доставкой 16 иен тонна. Рудник расположен в 6 верстах от города». Содержится там и подробнейшая информация о крупных военных чинах: биография, родственные и карьерные связи, послужные списки, личные качества и фотографии японских генералов, служащих на Сахалине. Полнота поставляемых сведений, судя по всему, удовлетворила тогдашнее начальство агента «ДЦ», и оно приказало ему перебраться на давно уже обжитой японцами Южный Сахалин. Ощепков отказался, но предложил взамен другую командировку — в Токио, откуда он уехал всего 6 лет назад, где ему многое и многие оставались знакомы.

Однако прежде, чем перейти непосредственно к «топографической» части нашего повествования об Ощепкове, необходимо упомянуть, что по пути в Токио он оказался в столице «Русского Китая» — Харбине, где остановился у Исидора Незнайко, и где познакомился со своей землячкой Марией. Об этой девушке, к сожалению, известно крайне мало: в дополнение к вышесказанному можно только отметить, что она была молода — в 1924 году ей было всего 17 лет, красива — это хорошо видно по немногим сохранившимся фотографиям, и нездорова — чахотка вскоре оборвала ее земной путь. Фамилия же Марии до сих пор остается государственной тайной, хотя автору этого рассказа не дано понять, в чем именно заключается причина такой секретности. Зарегистрировав брак с Марией, Ощепков отправился через Шанхай в столицу уже «Русской Японии» — Кобэ, куда прибыл 24 ноября. Место прибытия и начала жизни Ощепковых в Японии было выбрано, если даже и неосознанно, то очень удачно. После Великого землетрясения Канто 1 сентября 1923 года Кобэ стал точкой сосредоточения большинства иностранных диаспор Японии. Крупнейший ввозной порт этой страны, он сумел растворить в себе и обеспечить востребованность для довольно большого, по японским масштабам, количества иностранцев. Только русских, по оценке эксперта по изучению русской диаспоры в Японии профессора П.Э. Подалко, там проживало более 300 человек — необыкновенно много для такой закрытой страны, как Япония двадцатых годов прошлого века. В Кобэ до сих пор сохранились остатки «русского квартала» в престижном районе Китано, неподалеку от которого Ощепковы прожили около 7–8 месяцев — до середины лета 1925 года, пока не перебрались в Токио. За это время Василий Сергеевич сумел полностью легализоваться в этой стране, получить информацию о слежке за собой со стороны японской полиции и предложение стать официальным представителем там германской кинокомпании «Вести». Разведывательные возможности в Кобэ вряд ли могли удовлетворить Центр — ничего особенно ценного эмигранты сообщить не могли, а плотность полицейского наблюдения была там слишком высока. Токио сулил новые перспективы, и, перебравшись туда, Ощепков постарался доказать, что ожидания могут быть оправданы. Итак, Токио Василия Ощепкова…