Дочери войны - Дайна Джеффрис Страница 5

Из просторной прихожей на первом этаже широкая лестница вела наверх. Гостиная тоже находилась внизу. Мать настаивала, что это помещение нужно называть именно так, хотя сестры обычно называли его просто общей комнатой. Там стояло пианино. Элен редко садилась за изрядно расстроенный инструмент. Местный настройщик ушел на войну еще в тридцать девятом. С общей комнатой соседствовала другая, поменьше. В ней девушки занимались шитьем. Была еще одна комната, в прошлом людская, имевшая выход на лестницу для слуг.

Впервые приехав сюда, сестры повесили на окна полосатые бело-голубые шторы, соорудили красивые абажуры и разноцветные диванные подушки. Однако все это убранство не гармонировало между собой. В комнатах сестер классические яркие персидские ковры, купленные матерью много лет назад, скрывали под собой рассохшиеся дубовые половицы. Пол в гостиной – она же общая комната – был устлан более спокойными по расцветке обюссонскими коврами с изящным цветочным орнаментом.

Со второго этажа на чердак вела другая лестница. Но прежде чем подняться на пыльный чердак и заняться поисками материнских шляп, Элен пришлось освобождать ее от разного хлама. Только после этого они с Элизой вступили в пространство чердака. Ко времени их приезда он уже был изрядно забит всевозможным старьем. Сестры лишь иногда заглядывали сюда в поисках старых книг и журналов и не испытывали желания наводить здесь порядок. Поиски шляп решили начать с пары массивных сундуков; не исключено, что шляпы находились там. Подняв крышку первого сундука, Элен увидела множество предметов кухонного обихода, и никакого намека на шляпы. Это ее не обескуражило. Она извлекла из сундука желтый эмалированный кувшин со ржавчиной по краям, набор полосатых желто-синих чашек, из каких пьют кофе с молоком, две старинные тарелки под колбасу, набор из шести голубых эмалированных коробок под специи, типично французскую масленку и несколько керамических предметов ручной работы. Последним Элен вытащила фарфоровый ночной горшок, по краям которого тянулись розовые цветочки.

– Розы. Какая прелесть! Жаль, что их аромат не может заглушить запах.

Сестры засмеялись.

– Смотри-ка… – Элиза наклонилась над сундуком. – Тут еще полно разных медных штучек.

Она подала Элен медный кофейник, старинную кофеварку, большую кастрюлю для варенья и чайник.

– Флоранс будет в восторге, когда отчистит эти сокровища.

– Флоранс обожает любую старину, – усмехнулась Элен, продолжая рассматривать содержимое сундука.

Но, по правде говоря, она очень ценила работу Флоранс в саду и на кухне. Большинство того, что они ели, было выращено руками младшей сестры. Она же готовила им завтраки, обеды и ужины, варила потрясающее клубничное варенье и душистое мыло. Мясо, макароны, сахар и хлеб отпускались строго по карточкам, но пока нацисты не реквизировали их припасы и не знали о существовании таковых, сестры питались довольно сносно. Семенной картофель Флоранс прятала в прачечной под бочкой с водой. Вне дома у нее были устроены тайники для яиц и других ценных продуктов. Это считалось преступлением, за которое ее могли арестовать. Мужчины получали талоны на сигареты и по четыре литра вина в месяц, зато шоколад ценился на вес золота. Элен отдала бы что угодно за плитку шоколада. Сливочное масло было трудно достать, но Флоранс делала свое, из козьего молока, довольно жидкое, зато без примесей. Она варила и домашний сыр, а из выращиваемых трав делала лекарства, за что сестры любовно называли ее маленькой ведьмой.

Элиза достала из сундука старинную миску и керамический кувшин для вина.

– А это пригодится мне в кафе.

– Ты его снова открываешь?! – воскликнула Элен. – Я и не знала. Тебе не кажется, что это безумие?

– Безумием было бы не открыться, – ответила Элиза, выдержав взгляд сестры, и быстро сменила щекотливую тему. – Давай сложим все это в корзины. Я сбегаю вниз.

С нарастающим беспокойством Элен смотрела, как Элиза пробирается к двери, и молилась, чтобы сестра сошла с опасной дороги или хотя бы занималась только кафе и больше ничем. Желая отвлечься, Элен выдвинула верхний ящик старого комода. Внутри лежали аккуратно сложенные ветхие простыни, синее шерстяное одеяло и не менее ветхие полотенца. Второй ящик был заполнен таким же тряпьем, зато в третьем она обнаружила что-то красное и блестящее, завернутое в выцветшую упаковочную бумагу. Осторожно ее развернув, Элен даже присвистнула, увидев малиново-красное шелковое платье. Она провела пальцами по материи, затем подняла платье и приложила к себе. И тут же его подол распался на десятки колышущихся лоскутов. Низ платья был варварски искромсан.

– Боже милостивый, где ты это откопала? – спросила вернувшаяся Элиза, просунув голову в дверь.

Держа платье на весу, Элен молча указала на комод.

– Видишь, в каком оно состоянии? Все изрезано. Прикинь-ка на себя, – предложила она сестре.

Элиза взяла платье и приложила к себе.

– Мой размер, – улыбнулась она.

– Да.

– Давай сложим находки в корзины, отнесем вниз и покажем Флоранс.

– Мы еще не нашли шляп, – напомнила Элиза.

– Как-нибудь потом. Платье я тоже отнесу вниз…

Элен умолкла и замерла.

– Элен, что с тобой? – насторожилась Элиза.

Элен стояла неподвижно и глядела в пространство, ошеломленная и растерянная.

– Элен!

Элен моргнула.

– Я…

– Что случилось? Ты изменилась в лице.

– Мне вдруг стало страшно.

– Почему?

– Сама не знаю. На меня что-то нахлынуло.

– Откуда?

– Из далекого прошлого. Я была одна, в темноте. Кажется, я уже видела это платье.

– Здесь, во Франции?

– Не знаю.