Тэмуджин. Книга 4 - Алексей Гатапов Страница 5

Один из пленных, юноша лет тринадцати, отказался прислуживать. Он сел на землю и не шевелился, уперев злой взгляд в землю, не отвечая на окрики и угрозы охранников. Ему связали руки и кнутами погнали прочь.

– Ничего, походит в канге, присмиреет, – усмехнулся старый десятник, негодующе глядя ему вслед. – Смотрите-ка, гордость перед нами вздумал показывать…

Молодые, красивые женщины-меркитки, отобранные для победного пира, мелькали у костров. Некоторые из них помогали в приготовлении еды, чистили и промывали кишки, наполняли их кровью и жиром, другие наливали воду в котлы, подбрасывали топлива в огонь. Остальные посиживали в сторонке, напряженно потупившись, ожидая приказаний. На них отовсюду с жадными взорами посматривали воины.

Тэмуджин, пользуясь затишьем, собрал в сторонке своих тысячников. Сойдясь толпой, они озирали местность и совещались о том, как расположить свой улус на новом месте. Подсчитывали, какие урочища войдут в их владение, намечали места, где расставить войсковые курени, дозоры и караулы, с какой стороны нужно будет прикрыться, куда и сколько выделить людей.

В это время к Тэмуджину сзади подошел Боорчи. Склонившись к плечу, он негромко сообщил:

– Мать Оэлун едет.

Тэмуджин оглянулся. От северных сопок по ровной низине, покрытой густыми волнами белесого ковыля, стремительной рысью приближалась небольшая кучка всадников.

Оставив тысячников, Тэмуджин прошел к возвышенному месту, всмотрелся. Впереди на своей старой белой кобыле восседала мать, по обеим сторонам ее рысили Мэнлиг и Кокэчу, за ними, в пестрой толпе – Тэмугэ с Хачиуном и остальные шестеро сыновей Мэнлига.

Приблизившись к рассеянной толпе, Оэлун придержала кобылу, переводя ее на шаг, проехала между расступившимися перед ней воинами. Сопровождавшие ее Мэнлиг с сыновьями остановили лошадей и встали, пережидая, когда поздороваются мать с сыном. От них отделились Хачиун и Тэмугэ…

Оэлун с каменным лицом, не глядя на склонившихся в поклоне людей, проехала вперед и сошла с лошади. Отдав поводья кому-то из подскочивших воинов, она оправила на себе старый засаленный халат, в котором осталась после меркитского грабежа, поправила на голове дожелта выгоревшую на солнце войлочную шапку и, удерживая перед многими людьми строгий вид, подошла к Тэмуджину.

– Ну, здравствуй, сын мой, – дрожащим голосом произнесла она, обеими руками взяла его склоненную голову и поцеловала в макушку. – Все ли у тебя благополучно?

– Слава западным богам, все хорошо.

– А где же моя невестка? – укрепившись голосом, она оторвалась от него, нашла взглядом Бортэ, стоявшую поодаль, рядом с Бэлгутэем и Хасаром. – Подойди же ко мне, дочь моя…

Бортэ шагнула к ней и, приблизившись, не выдержала: горестно скривив лицо, ткнулась ей в плечо, разрыдалась.

– А ну, не плачь! – строго одернула Оэлун, отодвигая ее, и негромко добавила: – Что бы ни случилось, плакать не нужно.

Та тут же примолкла, виновато улыбнулась, вытерев слезы, дрожащим голосом спросила:

– Как вы поживаете, мать?

– Боги присматривают за нами. – Она внимательно оглядела ее и перевела взгляд на Хасара с Бэлгутэем: – Ну, а вы как, хорошо вели себя в походе, слушались брата?

– Слушались, мать Оэлун, – улыбнулся Бэлгутэй. – Разве нашего брата можно ослушаться?

Хасар лишь хмуро улыбался, исподлобья глядя на нее.

Тэмуджин по очереди обнял младших и обратился к матери:

– Мы привезли все наши юрты, имущество, что нашлось, все там, на вьюках… Вы устраивайтесь, Хасар с Бэлгутэем покажут все.

Он с внутренним облегчением проводил взглядом отходивших гурьбой своих домочадцев и пошел поздороваться с Мэнлигом и Кокэчу.

Тэмуджин на всем пути из похода, подолгу обдумывая свое новое положение, свои отношения с людьми, немало думал и о Кокэчу. И если до этого испытывал к нему какую-то неприязнь, недоверие: любит поучать, важничать, а как наступит трудная пора, так его и не увидишь (а при воспоминании о том, как они со своим отцом Мэнлигом пытались его подчинить своей воле, ставили ему условия, он ощущал враждебное чувство к нему), – то теперь, когда нужда была позади и он не зависел от них, по-новому стал смотреть на молодого шамана.

«Умный, хитрый, но ведь не подлый, – подумывал он теперь. – Он сам себе хозяин и мне ничего не должен. Когда мне изменили самые близкие родичи, из всех соплеменников только он и его отец помогали мне, поддерживали словом и делом, не давали сломиться…»

Помощь их Тэмуджин ценил высоко и считал, что без них он не смог бы выжить. А то, что Мэнлиг в последнее время (после приезда Тогорил-хана весной) смирился перед ним, полностью изменив свое поведение, и в минувшем походе оказался незаменимым нукером, сильно потеплило отношение Тэмуджина к их семейству.

«Кокэчу никогда не был мне врагом, ничего плохого мне не сделал, – окончательно решил он. – Он сильный человек, я же тогда был слаб, потому он и требовал от меня подчинения. Сильный подчиняет слабого, это всем известный закон, и он не виноват ни в чем. Но теперь я и сам силен, и он должен признать это».

Те стояли шагах в тридцати от него, о чем-то тихо переговаривались. Мэнлиг стоял с беспечным видом, заложив руки за спину, но на лице своем он все же не мог скрыть беспокойного напряжения. Под вислыми, выгоревшими на солнце усами пошевеливались губы. Было видно, что он за что-то выговаривает сыну, чего-то требует от него. Кокэчу молчал, храня обычное свое равнодушие, и косоватым, цепким взглядом посматривал по сторонам.

«Неужели он не обиделся на то, что я не позвал его в поход? – подумал Тэмуджин, присматриваясь к нему, и решил: – Наверно, все же это его задело, но шаман ведь не покажет обиды».

Он мимолетным кивком поздоровался с Мэнлигом и с приветливой улыбкой подошел к шаману.

– Ну, брат Кокэчу, вот и свершилось то, к чему мы стремились все эти годы. Я очень рад, что все закончилось так удачно.

– Э-э, брат Тэмуджин, ничего у нас еще не закончилось, – прищурил тот глаза в ответной улыбке. – Все только начинается. Хотя и вправду кое-что уже сделано, и народ обратил взоры на тебя. Но ты-то должен знать, что это боги помогли тебе совершить невозможное. Помнишь, как мы ездили к старым шаманам?.. С тех пор мы неотрывно присматриваем за тобой…

– Я это знаю, Кокэчу, и благодарен вам за это. А сейчас я рад, что вновь вижу тебя. Ну, у нас еще будет время поговорить обо всем. Вы сейчас поприветствуйте Джамуху, вон он стоит со своими людьми, а я отпущу своих тысячников и подойду к вам.

Тэмуджин пошел к дожидавшимся в сторонке своим вождям. Слова шамана не понравились ему. «Опять он важничает, выпячивает свои заслуги, – с неприязнью подумал он. – Боги-то мне помогали, а ты, может быть, только теперь примазываешься, когда все уже свершилось? Где ты был, когда я метался, не зная, как найти выход?..»

* * *