Основание Иерусалимского королевства. Главные этапы Первого крестового похода - Стивен Рансимен Страница 5

Христиане Востока благосклонно восприняли господство своих басурманских господ. Они и не могли поступить иначе. Теперь оставалась лишь малая вероятность того, что Византия, как в дни персидской войны, поднимется снова ради освобождения святых мест. Арабы, оказавшись мудрее персов, скоро построили флот, базировавшийся в Александрии, который вырвал у византийцев самое ценное, чем они обладали, — господство на море. А на суше захватчики сохраняли наступательный импульс почти в течение трех веков. Казалось, бессмысленно надеяться на то, что спасение придет со стороны христианских государей.

Да таковое спасение и не обрадовало бы еретические секты. Им смена правителей принесла облечение и удовлетворение. Сиро-яковитский патриарх Антиохии Михаил Сириец, писавший пять веков спустя, уже в дни латинских королевств, выразил древнее предание своего народа, сказав: «Господь отмститель, который один Всемогущ… поднял с юга исмаилитов, чтобы с их помощью избавить нас от власти римлян». Это избавление, добавил он, «принесло нам большое благо». Эти чувства разделяли и несториане. «Сердца христиан, — гласит анонимная несторианская хроника, — возрадовались от господства арабов — да укрепит их Господь и даст им процветание!» Египетские копты проявили чуть меньше благодушия, но их враждебность была направлена скорее против жестокого завоевателя Амра и его вероломства и поборов, чем против арабского народа и веры. Даже православные, видя, что на них нет гонений, которых они боялись, и что их подати, несмотря на джизью, которой облагались христиане, намного ниже, чем при византийцах, не особенно проклинали свою судьбу. Некоторые горные племена — мардаиты Ливана и Таврских гор — все еще продолжали борьбу, но они боролись не столько за веру, сколько из собственной беззаконности и гордости.

Следствие арабского завоевания состояло в том, что оно перманентно зафиксировало восточные церкви в том положении, в котором они находились на тот момент. В отличие от христианской империи, которая пыталась навязать религиозное единообразие всем своим подданным — так никогда и не достигнутый идеал, ибо евреев невозможно было ни обратить, ни изгнать, — арабы, как и персы до них, были готовы смириться с религиозными меньшинствами при условии, что те относились к людям Писания. Христиане вместе с зороастрийцами и евреями стали зимми — защищаемыми народами, чью свободу вероисповедания гарантировала уплата джизьи, которая сначала была подушной податью, но вскоре превратилась в налог, уплачивавшийся вместо воинской повинности, к которому также прибавился новый земельный налог — харадж. Каждая секта считалась своего рода миллетом — полуавтономной общиной в рамках государства, которой управляет религиозный вождь, отвечая за поступки ее членов перед правительством халифа. Каждая община сохраняла свои культовые сооружения и места, которыми владела ко времени завоевания, и этот план больше устраивал православных христиан, нежели еретиков, поскольку Ираклий успел вернуть им множество церквей. Но это правило соблюдалось не строго. Мусульмане забрали некоторые христианские церкви, например большой собор Святого Иоанна в Дамаске, и периодически разрушали многие другие; при этом происходило постоянное строительство немалого числа церквей и синагог. Более того, позднее исламские правоведы признали право зимми на возведение зданий при условии, что они были не выше мусульманских, а звук их колоколов и богослужений не достигал ушей правоверных. Однако правило о том, что зимми должны носить отличающуюся одежду, и запрет для них на верховую езду строго выполнялись; также они не имели права публично выступать против мусульманских обычаев или пытаться обратить мусульман, жениться на мусульманках и презрительно говорить об исламе; а кроме того, они должны были хранить верность государству.

Система миллетов установила несколько иную концепцию, нежели понималась под национальностью. Национализм на Востоке в течение многих веков основывался не на расе, не считая евреев, чья религиозная исключительность сохранила их кровь относительно чистой, а на культурных традициях, географическом положении и экономических интересах. Теперь же верность религии заместила национальную верность. Египтянин, к примеру, считал себя не гражданином Египта, а мусульманином, или коптом, или православным, в зависимости от религиозной принадлежности. И преданность он хранил именно своей вере или миллету. Это давало православным преимущество перед еретическими сектами. Их по-прежнему называли мелькитами — людьми императора; да и сами они считали себя людьми императора. Жестокая необходимость ввергла в неволю под властью иноверцев, чьи законы они были обязаны соблюдать, но император оставался Божьим наместником на земле и их подлинным государем. Святой Иоанн Дамасский, сам будучи чиновником на службе при халифском дворе, хотя и категорически расходился с императором по теологическим вопросам, неизменно называл его господином и повелителем, а своего прямого владыку звал просто эмиром. Восточные патриархи, которые в IX веке писали императору Феофилу, протестуя против его религиозной политики, употребляли те же формулировки. Императоры взяли на себя эту ответственность. Во всех своих войнах и дипломатических сношениях с халифами они не забывали о благе православных, находившихся за границами империи. Это был вопрос не административный. Они не могли вмешиваться в повседневное управление на мусульманских землях; так же и патриарх Константинопольский не обладал никакой юрисдикцией над своими восточными собратьями. Это было выражение, сентиментальное, но все же мощное, той неумирающей идеи, что христианство едино и неделимо и что император остается олицетворением его единства.

У еретических церквей не было такого светского защитника. Они полностью зависели от расположения халифа, и из-за этого пострадали их влияние и авторитет. Более того, их ереси в значительной степени возникали из-за желания жителей Востока упростить христианские догматы и богослужебную практику. Ислам, который был достаточно близок к христианству, чтобы многие считали его всего лишь более развитой формой христианства, и который теперь обладал огромным социальным преимуществом, будучи вероисповеданием нового правящего класса, был для многих легко доступен. У нас нет данных о том, сколько человек перешло из христианства в ислам; но можно считать установленным, что подавляющее большинство новообращенных вышло из еретических церквей, а не православия. За век после завоевания Сирия, чьи граждане в основном относились к еретическим течениям, стала преимущественно мусульманской страной, при этом количество православных уменьшилось весьма незначительно. В Египте копты благодаря своей вере не так быстро сдавали свои позиции, но тоже проигрывали эту битву. С другой стороны, система миллетов способствовала сохранению еретических сект и, стабилизируя их положение, делала невозможным воссоединение церквей.