История Ирана и иранцев. От истоков до наших дней - Жан-Поль Ру Страница 49

Политика Сасанидов по отношению к христианству всё время колебалась между благоволением, терпимостью и преследованиями — эти гонения были вполне реальны, но их размах и последствия, должно быть, преувеличены. Арнольд Тойнби (Toynbee, 1963, р. 248) справедливо подчёркивает, что в IV в. византийские несториане находили в Иране убежище — конечно, потому, что их преследовала власть, но ведь они были христианами. Разве святой Евгений не исцелил сына Шапура II? Разве Хосров II (590-628) не женился на христианках, на византийской принцессе Марии и на прекрасной Ширин, «Сладкой», её сопернице, героине романа, который приведёт в восторг мусульманский мир? Разве его не подозревали в том, что жена обратила его, пусть он даже избивал христиан, когда в его земли вторгся Ираклий? Разве христиан наряду с маздеистами и маздакитами не пригласили в 529 г. на собрание, которое осудило последних? Разве католикос Ишояб не осведомлял Хосрова II о действиях византийцев? Разве Сасаниды не вернули, несомненно под нажимом, 14 сентября 629 г. Ираклию крест Христа, похищенный в Иерусалиме, — и это событие церковь всё ещё ежегодно поминает во время праздника Воздвижения Креста Господня?

Степень жестокости и эффективность антихристианских мер, мученичеств, при Шапуре II в 350 г., при Бахрам Гуре (421-438), при Хосрове I (531-579) оценить невозможно... Должности некоторых из жертв, например, великого евнуха при Шапуре, показывают, что христиане просочились в правящий класс; должности некоторых гонителей, например, мобедан мобеда Михр-Шапура, ещё при Йездигерде I тщательно подготовившего избиение времён Бахрам Гура, свидетельствуют, что преследования совершались не только по политическим причинам, но также из фанатизма. На отношение Сасанидов к христианам, то благоприятное, то неприязненное, влияли отношения с соседями — друзьями, а чаще врагами, но сохранялись и старинные принципы терпимости, иногда дававшие о себе знать. Можно допустить, что Кавад I в 529 г. дал убежище семи учёным эллинской философии только в пику Юстиниану, закрывшему Афинскую академию, но ведь не по той же причине Хосров через несколько десятков лет включил в мирный договор с Византией статью, предусматривающую, чтобы эти учёные, страдающие в изгнании, могли вернуться домой...

Сильный расцвет буддизма с III no VII в. в Восточном Иране, современном Афганистане, начавшийся при кушанах, говорит о терпимости Сасанидов. Они в прямой или косвенной форме были властителями Бамиана, когда там были высечены в скале две больших статуи Будды (IV и V-VI вв.), уничтоженные режимом талибов, и когда в подражание рельефам Так-и Бустана был написан лунный бог властителями Фулади и Habak [Какрака?], когда там устраивали пещерные монастыри (V-VI вв.), когда украшали фресками монастыри Фундукистана (VI—VII вв.) и Дильберджина (V—VII вв.)... и не надо забывать, что именно при их власти Хадда произвела на свет свои прекраснейшие шедевры. В сасанидском стиле, свидетельствующем, что брак Ирана и буддизма был счастливым, в Духтар-и Нуширване изображён словно скопированный с «кубка Хосрова» князь-наместник Бактрии, в Кераке — «Царь-охотник» с развевающимися лентами. Пока Сасаниды царствовали, буддизм процветал. И он не замедлил исчезнуть с пришествием ислама.

Трудно понять причину, побудившую Картира упомянуть индуистов (под именем брахманов), потому что их присутствие в Иранской империи было как минимум малозаметно. Естественно, там были индийцы, не принадлежавшие к буддистам, но они не создавали общин и не пытались распространять свою веру. Даже в искусстве их влияние было минимальным, и его можно заметить разве что в Согдиане или в Сериндии (Хотане), в изображениях бога Шивы.

САСАНИДСКОЕ ИСКУССТВО

Единственный впечатляющий памятник, сохранившийся от сасанидской эпохи, — дворец Шапура в Ктесифоне, который в конце XIX в. был ещё почти невредим, а сегодня полуразрушен. Его внушительный фасад образует громадная голая стена, которая украшена четырьмя ярусами глухих ниш, фланкированных выступающими колоннами, и прорезана по центру большим айваном, огромным сводом высотой 37 м, шириной 24 м и глубиной 43 м. От нескольких мостов-плотин в Хузистане, иногда ассоциирующихся с римлянами, которые, возможно, работали на их строительстве, остаются красивые развалины. Что касается городов, основанных при владычестве Сасанидов, в том числе «Красавицы Шапура», Бишапура, построенного по гипподамовскому плану, а не по круглому плану времён Аршакидов, где сохранился храм огня и красивые ниши III в., отделанные штуком, то они почти разрушены. Один из самых знаменитых ансамблей — укреплённый замок близ Фирузабада, Калайе-Духтар.

Каменная скульптура сохранилась намного лучше. Не считая колоссальной статуи Шапура высотой более 7 м, установленной высоко в нише внутри грота, послужившего, должно быть, гробницей этому суверену, она, как и скульптура времён Ахеменидов, представлена скальными рельефами, но ей неведома отделка стен, столь мастерски выполненная в Персеполе, и к тому же она холодна и условна. Аммиан Марцеллин (XXIV, 6, 3) дал ей неплохое определение: «Вообще у персов живопись и скульптура имеют только один сюжет — убийство и война». Действительно, ей далеко до гуманности персепольских композиций. Набор иконографических сюжетов, в скульптуре ещё в большей мере, чем в изделиях прикладного искусства, крайне ограничен. Изображали — но неустанно — одни только инвеституры, царские триумфы, царя, который сидит на троне, охотится, сражается. Божества, Ахурамазда и реже Ардвисура Анахита или Митра, — антропоморфны и отличаются от людей только головными уборами, последний — солнцем вокруг головы. Корону, символ царской власти, суверену передаёт бог, и монарх будет носить её на голове всегда, даже не в самых подходящих ситуациях.

Древнейший и в то же время крупнейший рельеф был выполнен в Фирузабаде для изображения победы Ардашира I над Артабаном. При его создании были, довольно грубо, установлены нормы, которые в дальнейшем неуклонно соблюдались. Монарху полагались длинные волосы, ниспадающие волнами на плечи, развевающиеся ленты, остроконечная борода, жемчужные ожерелья. Самые красивые сцены инвеституры — это инвеституры Ардашира I, пешая — в Фирузабаде, конная — в Накш-и Рустаме; Шапура I, вместе с изображением триумфа этого царя; Бахрама II в Бишапуре, все III в., и инвеститура Ардашира И, в которой появляется Митра на лотосе, держащий в руке барсом, пучок веток (IV в.). В каждой сцене Ахурамазда находится напротив суверена и, протягивая руку, передаёт ему корону... Ещё две, инвеституры Нарсе в Накш-и Рустаме (III в.) и Пероза в Так-и Бустане (V в.), с последней из которых соседствует конная статуя царя, имеют ту очень интересную особенность, что в церемонии наряду с Ахурамаздой принимает участие Ардвисура Анахита, и оба передают корону. Прекраснейшие сцены триумфов изображают триумф Шапура I над Гордианом (Бишапур), над Валерианом и Филиппом Арабом, где басилевс, на сей раз патетически, бросается к ногам победителя (Накш-и Рустам), и Шапура II (Бишапур), где поверженного на землю врага топчут конями. Прекрасно изображён Ормизд II на коне во время сражения, выбивающий противника из седла, на рельефе начала IV в. (Накш-и Рустам). Ни одно изображение, в том числе Бахрама II, убивающего львов, в Сар-и Мешхеде, не может сравниться с большой сценой охоты на кабанов, украшающей стены в Так-и Бустане, очень многообразной, очень живой, где иранское анималистическое искусство вновь обрело весь свой гений, особенно в изображениях слонов (V в.), — гений, проявивший себя и в штуковых рельефах: кабан из Дамгана (Тегеранский музей, VI в.), павлин из Ктесифона (Берлинский музей, VI в.). Некоторое композиции, совершенно мирные, как Бахрам II на троне в окружении четырёх сановников или членов семьи (Накш-и Рустам, III в.), уже упомянутый портрет Пероза и портрет Бахрама II, служат опровержением слов Аммиана Марцеллина.