Тот самый яр - Вениамин Колыхалов Страница 49

Приговор подпишет «тройка» — Узникам тогда убойка. Зона тоже не грустит — Штабелями умастит. «Тройки» — страшные убийцы. Душегубы. Кровопийцы. Курс прошли у сатаны: Убивают без вины. На Руси взбесились «тройки». Нас швыряют на помойки. По ночам свинец свистит. Яр пузатый всех вместит.

— …Вот что, сочинитель и хранитель частушек. Подписывай признание, и мы пересмотрим приговор. Похлопочем, чтобы «вышку» заменили десятилетним сроком. Переведём поближе к теплу — в Томскую или Кемеровскую тюрьмы.

— А кто три «вышки» недавно обещал за напраслину?

— Сгоряча вылетело…

Пластинка с маршем «Прощание славянки» пока не находилась.

Казнь отложили.

В камере приговорённый к расстрелу гладил иконку, шептался со святым. Лик Георгия Победоносца был мудроспокойным, задумчивым, посылающим светлую надежду.

7

— Смазливенький в портупее зачастил к тебе.

Секретарь газеты «Северная окраина» Колотовкина не придала значения подковырке машинистки.

— Не отмолчишься, Анна Сергеевна, — не унималась курносая стучалка — так её называли сотрудники редакции.

В кабинетный залив добродушной Аннушки заплывали коряги и покрупнее. Случались серьёзные задёвы: с языка редакционной стучалки слетали колкости острее иголок ежа.

— Почему Авель библейский к тебе похаживает?.. Ох, неспроста. Скажу его жене Матильде — пристукнет нашего секретаря, хоть и ответственного.

Равнодушно подёрнув плечами, смущённая Анна Сергеевна ответила:

— Офицер добрый, отзывчивый. Доискиваются в комендатуре — чьи частушки по посёлку летают… Допечатывай скорее срочный материал и поменьше болтай.

Коренная нарымчанка Колотовкина умела сиять небесной красотой глаз. Многие подолгу смотрели в её синь — нежную, притягательную и волнующую.

Увидев впервые важную особу местной газеты, Авель Борисович не мог скрыть волнения и несколько начальных слов произнёс с заиканием.

Полистав подшивку «Северной окраины», Анна Сергеевна красивым почерком выписала фамилии Колпашинских стихосложенцев. Достали письма, проверили почерки — ни один не подошёл к размашистому разливу слов неизвестного частушечника.

— Говорят, гармонист Тимур Селиверстов распевал какие-то частушонки… Но вот такие — он бы петь поостерёгся… Это же явная крамола на партию, товарища Сталина.

Растерянный Пиоттух вскоре забыл о цели прихода, смотрел на красавицу с нежностью любящего брата. Женщина быстро уловила совсем не магическое притяжение взгляда. Она привыкла к подобному мужскому ротозейству и знала, что поведёт любого самца в любом направлении.

Частушки ей понравились остротой и неотстранённостью от сомнительного времени. Но как бы они ни просились на газетную полосу — их невозможно было опубликовать.

Так близко Анна Сергеевна пока не видела чекистов: от портупеи, кобуры, запыженной какой-то стреляющей штуковиной, исходил неприятный запах.

— Неужели в частушках заложена правда?

— Ни капли! — отрапортовал службист. — Да, Анна Сергеевна, органы карают за преступления, но бесчинства не допускают, — уклончиво ответил растерянный офицер, не в силах оторвать взгляд от яблочного налива гладких щёк, от кукольных ресниц. — О частушках забудьте. Нашли партизана. Следователи — не лишние рты у государства… Но если услышите, кто распевает рифмованную ложь — немедленно сообщите.

На последних словах построжел, словно освободился от чар, напущенных редакционной княжной в розовом, плотно облегающем свитерке.

На один из рельефных холмиков груди угнездилась изумрудная муха. Авель Борисович позавидовал стремительной твари: она задержалась на плотной шерстяной вязке, принялась бесцеремонно чистить лапками без того опрятную головку.

Особист представил радом с обворожительной дамой пресную Матильду, чуть не зевнул от наваждения. Оконфуженный, размышлял: «Кому что даётся… вот так живёшь, ошибаешься, терпишь муки, а радость-то: вот она… говорят: разведёнка… разве такую можно бросить?.. Наверно, гордая — сама ушла… И какой дурак выпустит из постели неземное существо…».