Трибуле - Мишель Зевако Страница 49

Мадлен Феррон сжала руку Манфреда, как бы приказывая ему молчать. В этом зеленом уголке, где в течение десяти минут слышался звон оружия, снова воцарилось ночное спокойствие, и ничто больше не напоминало о происшедшей здесь только что драме, если не считать лежащих то тут, то там трупов.

Итак, Мадлен увлекла за собой молодого человека, который вложил шпагу в ножны и следовал за хозяйкой без сопротивления.

Через несколько секунд он оказался в шикарно обставленной, но тускло освещенной комнате.

«Где я?» – подумал Манфред.

И он внимательно посмотрел на Мадлен.

– Мадам, – пылко заговорил он, – вы женщина или фея?.. Вы кажетесь скорее каким-то добрым гением, которому захотелось меня спасти… Без вашей помощи я был бы уже мертв… или почти мертв! – добавил он с гордой улыбкой.

– Я вовсе не фея, – серьезно сказала Мадлен. – Я женщина.

Серьезный тон этого странного ответа поразил Манфреда.

– Женщин! – воскликнул он. – В таком случае: самая лучшая и самая красивая из женщин, живущих в Париже.

– Красивая? – словно рассуждая с самой собой, заметила Мадлен. – Да… еще на несколько дней. Хорошая? Не вам об этом судить!

– Будь вы злой, будь вы даже злодейкой, вы так красивы, мадам, что ради вас я бы охотно пошел на муки… Кто вы?.. О! Я хочу это знать!..

Мадлен взяла в руки светильник и подняла его таким образом, чтобы хорошо стало видно ее лицо.

– Разве вы меня не узнаете? – спросила она сладким голосом. – Я так вас узнала сразу же.

Встав во весь рост, держа в поднятой руке светильник жестом античной статуи, одновременно благородным и грациозным, так что свет падал на копну ее чудесных белокурых волос, изогнутый торс, влажные губы, Мадлен в эти быстро бегущие минуты предстала эталоном совершенной красоты, когда женщины превращаются в богинь…

Потеряв голову, Манфред восторженно созерцал ее.

– И вы тоже, – все так же сладостно продолжала она, – вы меня сразу узнали… Я это вижу по вашим глазам… Ужасные обстоятельства, которые свели нас однажды, не забываются и никогда не уходят из памяти…

– Мадам… поверьте…

– Молчите! Между вами и мной не может быть никакого притворства… Вы узнали меня, и только великодушие вашего сердца внушило вам мысль игнорировать меня… Назову себя… Я – мертвая с Монфоконской виселицы.

– Ладно! Признаюсь, что я узнал вас, мадам… По вашей красоте. И даже не глядя на ваше очаровательное лицо, которое я и видел-то всего один миг, мог ли я не вспомнить звук вашего голоса, обволакивающего, как ласки любимой женщины.

Манфрел встал и продолжал:

– …Если вы бедны, если вас будут преследовать, если вам придется страдать, если вам потребуется преданность, приходите в любое время, когда вам понадобится… Приходите в маленький домик у ограды Тюильри и назовите себя… Этого будет достаточно…» Видите, мадам, я всё помню… Не хочу знать, почему вы назвали себя мертвой. Я уважаю вашу трагическую тайну…Но для меня, мадам, вы стали Жизнью…

– Несчастный! – глухо проговорила она. – Я несу в себе Смерть!

Манфред лихорадочно продолжал, захваченный порывом, в чем он сам не отдавал себе отчета:

– Почему я спас вас? Почему вы спасли меня, в свою очередь? Ах, мадам, разве оба этих события не кажутся вам имеющими чрезвычайную значимость? Не кажется ли вам, как и мне, что наши судьбы должны были пересечься и соединиться?.. Этим вечером я не хотел приходить сюда… Я вышел из дома… Пришел на берег реки…На меня набросилась кучка негодяев… Я защищался… Потом я подвергся новой атаке… И когда мне показалось, что жизнь моя кончилась, судьбе было угодно, чтобы это произошло именно возле вашего дома, о дверь которого я оперся спиной! И надо же такому случиться, что вы мне открыли спасительный выход!.. Разве это была простая случайность? Нет, нет, мадам… Кто знает, не вел ли меня к вам, без участия моего сознания, могучий инстинкт!.. И что же это за инстинкт, если не любовь…