Судьба цивилизатора. Теория и практика гибели империй - Александр Никонов Страница 49

Ганнибал скончался в тот же год, что и Сципион Старший. Два прогрессора, сделавшие все от них зависящее для торжества в мире именно своей модели античности, ушли из жизни одновременно. Пометив своими смертями символическую точку пересечения двух исторических кривых — траектории взлетающего Рима и пикирующего Карфагена.

Точка была поставлена не только на жизни двух полководцев, но и на римском характере. И на цивилизаторской политике, придуманной Сципионом… Великий мастер писать красивые батальные полотна прямо на натуре, Сципион своей гуманитарной кистью хотел резче обрисовать и утвердить внешнюю политику, которая проводилась Римом и до него. Она была вполне в русле той идеологемы, что поэтично прописал Вергилий: править народами. Не грабить. А править. Почувствуйте разницу.

Сципион не считал, что Рим должен везде проводить культурно-бульдозерную нивелировку. Миссионерская роль Рима должна была состоять в том, чтобы стать в мире центром власти. Мировым жандармом, если хотите…

Все мирные договоры той поры заключались по «карфагенской схеме», мы ее уже «проходили»: побежденная страна сохраняла полную внутреннюю свободу, культуру, религию, нравы и обычаи; в страну не вводились оккупационные войска римлян и не приезжал римский наместник, а оставался туземный царь; страна даже не платила Риму никакой дани, никаких налогов. Единственное условие: больше не драться с соседями! Никаких войн без римского согласия, для чего армия «покоренной» страны сокращается до минимума, а все деньги, которые раньше шли на армию, можете вкладывать в реальный сектор. Рим обязуется, в случае чего, защитить эту страну от внешней агрессии. За свой счет.

Никакой выгоды. Чистая идеология. Объединить мир силой оружия для того, чтобы прекратить все войны раз и навсегда — вот главная идея. Вполне наполеоновская.

Сципион Старший, утверждавший эти идеалистические принципы, идущие от величия его души, рассылал массу писем средиземноморским правителям, разъясняя свою позицию, непонятную не только древнему миру, но и многим гражданам из сегодняшнего дня: зачем Риму эти хлопоты за всех, какая выгода?

Вопрос неправильный: миссионеры не задаются вопросом, во сколько им обойдется их миссия. Их утешает всеобщая польза…

Как писал о Сципионе историк Кнабе, «уничтожение побежденных противников казалось ему самой примитивной и недальновидной тактикой… Сципион действовал в живом, многообразном мире, населенном бесконечным количеством народов…»

Какое-то время Риму блистательно удавалось придерживаться этой миссионерской политики. Когда в Риме узнали, что Вифиния и Пергам подрались, римские послы приехали к зачинщикам — в Вифинию, чтобы немедленно прекратить войну. Царь Вифинии начал занудно торговаться с римлянами по поводу условий прекращения боевых действий. Римляне, потеряв терпение, развернулись и пошли прочь. Восточный царек метнулся за ними, крича, что так на Востоке дела не решают, поторговаться бы надо… Послы не остановились. Через пару дней царь принял все их условия.

Еще пример. Восточный царек Эпифан напал на Египет, находившийся тогда под управлением малолетнего Птолемея. Через некоторое время перед Эпифаном предстал римский посол. Эпифан величественно протянул ему руку. Вместо того, чтобы пожать ее, римлянин протянул Эпифану меморандум римского сената. Документ был по-римски лаконичен: «Немедленно прекратить войну с Птолемеем». Эпифан сказал, что должен подумать.

— Думай, — ответил римлянин и посохом обвел вокруг Эпифана круг на земле. — Но думай, пока не вышел из этого круга.

Эпифан струхнул и немедленно согласился прекратить боевые действия. Только после этого римский посол пожал ему руку… Это напоминает встречу вооруженного законом западного дорожного полицейского и мелкого нарушителя, не правда ли?..

Любопытно, как описывает альтруистическую римскую внешнюю политику современник и свидетель происходящего — Полибий: «…Всякий другой народ поднимает войну из жажды порабощения и захвата городов, денег, кораблей… Деньги — обычное достояние всех народов, тогда как доблесть, слава и почет — удел богов и тех людей, которые по природе своей приближаются к богам».

«Римляне, — продолжает Полибий, — заслужили… всеобщее доверие и огромное влияние… Римских магистратов не только охотно принимали, но и сами приглашали, им вверяли судьбу не только народы и города — даже цари, обиженные другими царями, искали защиты у римлян, так что в скором времени… все стало им подвластно».

Такая политика самим римлянам очень нравилась. Она наполняла их сердца гордостью за свое благородство, за свою «римскость». Но эта красивая внешняя политика долго не продержалась.

Постепенно завоеванные Римом территории стали становиться не суверенными странами, а просто провинциями. Они по-прежнему сохраняли свою автономию, религию, законы и местное самоуправление. Но от гуманитарной политики Сципиона это отличалось тем, что теперь в провинции располагались римские войска, сидел римский наместник, а главное, брались налоги в пользу метрополии. Деньги… Это именно то, против чего не мог устоять Рим. Как и все прочие цивилизации.