Проклятие любви - Паулина Гейдж Страница 49

Однако в один прекрасный день ее самоуспокоенность, касающаяся безвредности учения, была нарушена, когда в официальные приемные часы к ней явился Птахотеп с одним из младших жрецов. Она заметила его еще издали, он ждал в глубине залы, и что-то в его позе, его руках, напряженно сжатых поверх жреческой леопардовой шкуры, свисавшей ему на грудь, в склоненной бритой голове заставило ее встревожиться. Молодой жрец рядом с ним казался взволнованным, переминался с ноги на ногу, теребя белые ленты на голове. Не носильщик, – подумала она. – Возможно, заклинатель, не видно его наплечной повязки. Ей пришлось переждать доклады еще трех управителей, – писец усердно поскрипывал пером у ее ног, – пока Птахотеп с молодым жрецом не приблизились к трону и не выполнили ритуал почитания. Зала уже почти опустела, и желудок Тейе напомнил ей, что время полуденной трапезы уже прошло.

Птахотеп неуверенно подошел ближе, и Тейе велела вестнику и телохранителю посторониться.

– Говори, верховный жрец.

Он шагнул к подножию трона.

– О, богиня, я не знаю, с чего начать. С тех пор как Великий Гор начал проповедовать свое учение, в Карнаке нарастает беспокойство. Никто из жрецов не пренебрегает своими ежедневными обязанностями, но среди молодежи начались споры, даже перебранки, и мир и порядок в кельях под угрозой. Мне рассказывают, что молодые жрецы часто не спят по ночам. Они прокрадываются в кельи друг к другу, они берут свитки из храмовой библиотеки, иногда в отношениях между ними вдруг прорывается некоторая враждебность. Повсюду, кроме святая святых, жрецы шепчутся о Ра-Харахти. Некоторые даже подвергают сомнению всемогущество самого Амона. Я сам, Си-Мут, другие пожилые жрецы знаем, что это – всего лишь легкая буря, которая скоро пройдет, но остальные не настолько терпеливы.

– Мы уже обсуждали это раньше. Фараон не имеет в виду неуважение к Амону. Разве он не повелел тебе продолжать ежедневно совершать жертвоприношения от его имени? Разбирайся сам со своими жрецами, Птахотеп, и не рассчитывай, что я стану делать это за тебя.

– Императрица, дело не только в разбирательстве, – обиженно ответил он, – дело вот в этом жреце. – Он кивнул на застенчивого юношу рядом с собой. – Он попросил разрешения оставить службу в храме Амона и присоединиться к жрецам Атона, которые готовятся к служению в новом храме фараона. Если я отпущу его, не потянутся ли за ним остальные? Должен ли я наказать его, или с позором отослать домой к семье, или приказать ему остаться?

– В самом деле, Птахотеп, я… – начала Тейе, но умолкла на полуслове.

Это было непростое решение. Некоторые придворные недавно закрыли свои жертвенники Амону, заказав своим ювелирам новые жертвенники Атону, но для них это была всего лишь новая игра. Сейчас перед ней было первое проявление чего-то более глубокого – первый жрец, побужденный к действию. Иногда Тейе замечала жреческие одежды на тех, кто приходил слушать учение фараона. Если она прикажет Птахотепу наказать этого юношу или отправить его домой, это будет признанием того, что его жрецы служат по принуждению. Но если отпустить юношу служить Атону, может начаться массовое бегство.

– Ты, – обратилась она к молодому жрецу, – назови свое имя и сан.

Юноша поклонился:

– Я Мерира, заклинатель в Доме Бен-бен Амона.

– И чего же ты хочешь?

– Я хочу, чтобы меня отрешили от служения Амону. Он великий бог, он помог Египту во времена засилья гиксосов, но я больше не верю в его всемогущество. Атон – вот кто сияет всему миру.

– Почему ты не можешь служить обоим богам?

– Я могу поклоняться Амону, но служить могу только Атону. Я не хочу никому навредить. Я кроткий человек, я никогда никому не причинил зла ни словом, ни действием. Я всего лишь хочу спокойно покинуть Карнак и присоединиться к служителям храма Атона.

– Фараону известно о твоем желании?

– Да. Но он позволит это только с разрешения моего наставника.

По крайней мере, в этом фараон проявил осторожность, – подумала Тейе. – Понятно, почему Птахотеп не пошел жаловаться фараону.

– Бессмысленно удерживать людей против их воли, – обратилась она к верховному жрецу. – Они станут служить Амону без желания, и от этого будут одни неприятности. Отпусти его. Но, Мерира, ты должен оставить все, что ты заслужил, богу, которого ты предаешь. Ты все понял?

Ясные глаза твердо взглянули на нее.

– Да, императрица.

– Птахотеп, советую тебе объявить всем в Карнаке, что жрец, который отправляется служить Атону, немедленно лишается всего. Тогда уйдут только самые пламенные приверженцы, а сомневающиеся останутся. У тебя что-нибудь еще?

– Императрица великодушна.

– Тогда ступай. Я голодна.

Было бы глупо и опасно удерживать этого юношу против его желания, – думала она, направляясь со своей свитой в пиршественную залу. – Я только надеюсь, что у моего сына хватит здравого смысла не награждать в открытую перебежчиков, иначе мы получим настоящую реку алчущих жрецов, текущую из одного храма Карнака в другой. Ладно, к Себеку их всех. Где мое пиво и хлеб?

В следующие несколько недель выяснилось, что решение Тейе оказалось менее действенным, чем она ожидала. Несмотря на то, что массового исхода из храмов Амона, которого она опасалась, не случилось, неудовлетворенных жрецов, которые вдохновились объявлением Птахотепа, чтобы изменить Атону, было достаточно. Она понимала, как важно неустанно наблюдать за религиозными процессами и постоянно поддерживать контакт с осведомителями из среды жрецов, чтобы предотвратить подобные проблемы в будущем.

Несколько незначительных проблем, которые все-таки возникли, были сразу же разрешены, и Тейе снова ощутила, что обретает контроль над ситуацией. Но тут к ней явился явно встревоженный Эйе. Был сезон шему, когда половодье казалось бесконечно далеким и обжигающее дыхание Ра неистово изливало жар по всей земле.

Она только встала после дневного сна, еще расслабленная и обессиленная, и сидела на краю ложа, когда ей сообщили о приходе брата. Она кивком головы позволила ему говорить.

– Тейе, я хочу, чтобы ты поехала со мной на тот берег. Строительство храма Атона почти завершено. Было много разговоров вокруг статуй, установленных с обеих сторон переднего двора, и нам нужно увидеть их, прежде чем храм будет освящен, потому, что потом мы не сможем ходить всюду, где захотим.

Тейе вяло поднялась, и Пиха набросила на нее белое одеяние, застегнула украшения на шее, запястьях и щиколотках.

– Я тоже слышала об этом. Аменхотеп уверял, что необходимо осмотреть работу его мастеров, но, честно говоря, Эйе, он не смог заинтересовать меня этим.

Она села за туалетный столик и взяла зеркало. Оно отразило отяжелевшее, отекшее, землистого цвета лицо. Тейе положила зеркало, и слуга принялся открывать свои баночки.

– Сегодня ты заинтересуешься. «Сияние Атона» ждет нас. На воде, может быть, будет немного посвежее.