Крестоносец - Майкл Айснер Страница 49

Когда мы услышали крики сарацин — странные, певучие слова — и ощутили отчетливый запах серы от взрывов греческого огня, мы поняли, что находимся совсем рядом с замком. Меч дрожал у меня в руках, с лязгом ударяя о кедровые планки. Я сжал рукоятку обеими руками, но не смог унять дрожь.

«Я умру, — думал я. — Мы с Андре присоединимся к моему брату еще до исхода дня. Возможно, это может случиться уже через несколько мгновений. А вдруг мои ноги откажутся повиноваться, когда опустят трап? Должен ли я достичь крепостных стен, чтобы спасти душу Серхио? Должен ли убить одного из неверных? Или достаточно будет просто достойно умереть, чтобы душа моего брата вознеслась в рай? Хватит ли этого для моего собственного избавления? Господи, прошу тебя, дай мне силы послужить тебе».

Трап с глухим стуком коснулся стен башни, в наше убежище ворвался ослепительный солнечный свет. Я пытался хоть что-то разглядеть, но свет слишком резал глаза. Со всех сторон раздавались крики: «Вперед, вперед, вперед!» Стоявшие передо мной бросились к выходу. Первая волна рыцарей, высыпавших на трап, была встречена огнем из арбалетов, дикими возгласами, жуткими воплями. Наше убежище дало громадную трещину.

Когда глаза мои привыкли к дневному свету, я увидел трап: он шел вниз под легким наклоном и представлял собой толстую деревянную доску — десять футов шириной и пятнадцать длиной. Мост смерти. Выглянув из-за плеч других рыцарей, я увидел нескольких сарацин: они стояли на коленях, нацелив арбалеты на выход из нашего убежища. Каменная башня замка была круглой, зубчатой, чтобы capaцинские лучники могли целиться из арбалетов в отверстия между зубцами.

Наши рыцари один за другим появлялись на вершине трапа и бежали вниз как безумные, словно за ними по пятам гнался дьявол. Вот появился Галиндо Фанез, еще несколько часов назад грозивший мечом французскому слуге: он тяжело двигался по трапу, прикрываясь щитом и неуверенно поднимая меч. Тут же на щит обрушился град болтов и разорвал его в клочья, так что вскоре в руках рыцаря осталась лишь кожаная рукоятка. Следующие болты ударили в кольчугу, с визгом вонзаясь в железное облачение. Галиндо вдруг остановился и повернулся к осадному сооружению, словно что-то забыл, с ошарашенным, сбитым с толку видом, со скорбным смятением на лице.

Когда Панчо — Эль Сидора — ступил на трап, он замялся на долю секунды, внимательно всматриваясь в лица противников, и в тот же миг болт вонзился ему в шею. Из раны фонтаном забила кровь, стекая по краям деревянного трапа. Панчо рухнул на доски лицом вниз.

Следующим был Энрике Санчес. С болтающейся на шее кожаной подвеской Эсмеральды он бросился вниз по трапу.

— За тебя, Эсмеральда! — крикнул Энрике. — Со всей душой!

Ему выстрелили в живот. Он сделал несколько шагов по трапу и покачиваясь взошел на башню.

А внутри осадной громадины по-прежнему звучала команда «вперед!», тогда как снаружи, совсем близко, раздавались крики умирающих.

Рамон и его помощники справа от меня медленно продвигались к выходу. Мы с Андре старались от них не отставать.

Вот отверстие уже близко. Через несколько мгновений наступит наш черед. Я слышал шум отряда госпитальеров внизу: они поднимались по лестнице, чтобы занять место наших погибших товарищей.

И вот перед нами светлое, прозрачно-голубое небо. Мы появились в поле зрения врагов: около двадцати мусульманских арбалетчиков расположились по кругу через равные промежутки. Ни один из мусульман, кажется, не был ранен. Большинство из них как раз перезаряжали свои арбалеты.

Это был тот самый миг, о котором рассказывал нам Рамон во время наших упражнений в Калатраве, — «окно». По словам Рамона, требовалось во что бы то ни стало как можно быстрее преодолеть пространство, отделявшее нас от арбалетчиков. На расстоянии сарацины могли подстрелить наш одного за другим, но в ближнем бою им будет нелегко защищаться от наших тяжелых мечей. Если мы сумеем добежать до них прежде, чем они перезарядят свое оружие, мы получим неплохое преимущество.

Итак, Рамон с обоими заместителями ринулся вниз по трапу, и их полные ярости крики привели сарацин в замешательство. Мусульмане подняли головы, глядя на несущихся на них рыцарей, и тут на них, как ураган, обрушился меч Рамона. Вот уже одна голова покатилась вниз, расставшись с телом, и неверный замер в той позе, в какой его настигла смерть, — держа свой арбалет. Он так и остался стоять, будто потеря головы была для него лишь временной неудачей. Раздавая удары направо и налево, Бернард и Роберто накинулись на врагов, стоявших сбоку, и успели добраться до них раньше, чем те подняли арбалеты.

Мы с Андре бежали следом. Дикие вопли Рамона эхом отдавались в моем сердце. Я рвался вперед, мне не терпелось пустить в ход меч. Пробегая по мосту, я глянул вниз, на землю, находившуюся в сотне футов от нас: там распластались по пыльной земле растерзанные тела моих собратьев.

Подняв голову, я бросился к тому мусульманину, который был справа от меня, — он как раз вставлял болт в свой арбалет. В незнакомом варварском крике я едва узнал собственный голос. Сарацин наконец взвел тетиву и, прежде чем поднять оружие, взглянул на меня; в его черных глазах читалось отчаяние. В следующую секунду мой меч обрушился на его голову, раскроив череп, словно кокосовый орех. Теплая серая жидкость брызнула, словно мирра, на мои пылавшие щеки.

Неверный рухнул лицом вниз, но слева другой сарацин целился в меня из арбалета. Я поднял щит, он выпустил болт, и тот медленно полетел ко мне. Прошло, кажется, несколько секунд, прежде чем болт достиг моего щита и легко пробил дерево насквозь. Наконечник остановился, почти коснувшись моей груди. Я отбросил щит и кинулся на врага. Он потянулся за своим кинжалом, но я уже пронзил его мечом: острое как бритва лезвие вошло в его тело так легко, как вошло бы в воду.

Вытащить меч оказалось гораздо труднее. Я попытался вытянуть его одной рукой, но внутренности убитого цеплялись за оружие, словно не хотели его отпускать. Отчаянно борясь с непослушным мечом, я заметил краем глаза, что один из сарацин мчится ко мне с секирой в руках. Я понял, что лучше оставить меч и отразить нападение кинжалом, однако кинжал — слабая защита против секиры, и я понадеялся, что все же сумею высвободить меч прежде, чем враг нанесет удар. Взявшись за эфес обеими руками, я поставил ногу на плечо убитого и потянул изо всех сил.

Сарацин оказался проворнее, чем я ожидал. Он подскочил ко мне раньше, чем я успел высвободить меч, и секира неверного уже готова была обрушиться на мою голову. Я весь напрягся в ожидании удара, будто мои мускулы могли противостоять острому лезвию. Мне не было страшно. Больше нет. Страх не исчез — он просто отступил, для него сейчас не было места.

Однако удара так и не последовало. Мой противник пошатнулся, выронил оружие и упал вперед, обхватив меня руками. Когда его объятия ослабли, а тело сползло вниз, через плечо мертвеца я увидел рукоять кинжала в его спине. Футах в десяти от нас стоял Рамон, вытянув вперед правую руку, словно указывая на эти странные объятия. Когда сарацин упал, я продолжал бороться, чтобы вытащить меч, и наконец высвободил ярко-красное лезвие.