Ощепков - Александр Куланов Страница 48

Итак, в план работы Василия Ощепкова в Токио было включено всего десять пунктов. О четырех из них уже было сказано (Чепчин, Плешаков, Сазонов, однокашники по семинарии). Что с остальными? Пункт 9 («познакомиться с русским служащим в интересных учреждениях») был намечен к выполнению, но, судя по всему, что-то не получилось. Известно, что Василий Сергеевич нашел подход к некоему «Ю.» — русскому переводчику из компании «Мицубиси», «пользующемуся доверием руководства фирмы» ^[233], но ни о каких результатах развития этого контакта сведений пока нет. Скорее всего, пункт 9 был включен в план по настоянию ОГПУ и в этом направлении со временем могли быть получены важные для СССР сведения. Кроме того, «Мицубиси» и сейчас, и тогда — одна из крупнейших корпораций в Японии вообще и в тяжелом машиностроении в частности, но «Мицубиси» в 1920-е годы — это производство боевой техники, самолетов, военных кораблей, словом, то, что было весьма и весьма интересно военной разведке. Но увы…

Следующие пункты Ощепков принялся реализовывать после того, как наступила ясность с первой половиной поставленных задач. Прежде всего это касалось смены места жительства, и сам по себе этот вопрос — отдельная интересная история.

Неизвестно, сколько прожили Ощепковы в токийской гостинице Шмидта и где она находилась, но понятно, что Василий Сергеевич, зная о контроле за собой со стороны прислуги, стремился сменить место жительства как можно скорее (точно так же со временем поступит Зорге: узнав, что в отеле, где он остановился, за ним следят, он просто переедет в другой). Из плана следует, что Василий Сергеевич собирался найти квартиру вблизи расположения какой-либо воинской части в Токио. В 1925 году их в столице было расквартировано немало. Особенно много военных оказалось в престижных районах к югу и юго-западу от императорского дворца — в Итигая, Акасака и Адзабу. В последних двух расположились полки 1-й гвардейской и 1-й пехотной дивизий — они нам особенно интересны.

Михаил Лукашев, на основании ознакомления с личным делом резидента, пишет, что номер 1/1043 «поселился неподалеку от казарм Третьего полка (1-й пехотной дивизии. — А. К.), расквартированного в районе Адзабу, и свел доброе знакомство с хозяином соседнего фотоателье, сниматься в которое ходил весь полк от командира до последнего новобранца. Сердце фотографа разведчик покорил, предлагая тому выгодные заказы на изготовление рекламных фотографий с кадрами готовящихся к показу новых фильмов» ^[234]. Вывод напрашивается сам собой: советский резидент использовал хорошо ему известный опыт японской разведки, чьи шпионы в период подготовки к Русско- японской войне 1904–1905 годов частенько открывали прачечные и фотосалоны по соседству с нашими воинскими частями. Белье и одежда офицеров в то время нередко снабжались именными бирками, что позволяло внимательному и заинтересованному «прачке» составить списки постоянного личного состава русских полков, не говоря уж о их численности, а фотографирование в начале XX века было повальным увлечением и не в последнюю очередь среди военных. Стремясь запечатлеть себя для родственников в лихом и геройском виде, они приходили на съемку целыми подразделениями. При получении же фотографий, которые тогда наклеивались на картон с вензелями и рекламой фотосалона, на обороте подписывали звания, должности и фамилии запечатленных: «Командир первой роты поручик такой-то…» и т. д. В результате с помощью грамотного расставления своих агентов на таких, казалось бы, малозначимых и совсем не секретных должностях, как прачки и фотографы, японская разведка получала перед войной и в ее ходе черновую информацию о наличии и перемещениях личного состава вражеской армии. Ее надлежало еще обрабатывать, перепроверять и анализировать, но главное, что эта информация была и ею можно было пользоваться.

Судя по плану Василия Ощепкова, он собирался поступить аналогичным образом, поселившись рядом с японской воинской частью, вступив в клуб дзюдо, где занимались местные офицеры, и сведя знакомство с местным фотографом — все по японской схеме. Отчасти это даже удалось: М. Алексеев сообщает, что с помощью «друга»- фотографа Ощепков получил фотоснимки увольняющихся солдат и расписание занятий полка. Но тут сразу возникает один очень простой вопрос: зачем, собственно, советской разведке это самое расписание (за исключением разве что военно-спортивного любопытства)? Что оно могло дать Красной армии? Ведь даже чтобы четко следовать японской практике и охватить наблюдением всю японскую армию, агентов нужны сотни. К тому же добываемые подобным образом сведения быстро утрачивают актуальность и имеют значение только в период непосредственной подготовки к войне и во время ведения боевых действий. Ни того ни другого в 1925 году Советский Союз против Японии не планировал. Да, разведка была нужна, но на самих Японских островах в первую очередь нужна была разведка иного уровня — стратегического и оперативно-тактического масштаба.

Расписание занятий пехотного полка страны, с которой 20 лет назад велись боевые действия, было давно известно и изучено досконально с учетом изменений еще до прибытия Японца в Токио: в архивах и сегодня сохранилось немало документов, подготовленных старшими коллегами Ощепкова и подтверждающих это. Для советской военной разведки выполнение такого задания не могло дать ничего, кроме самих отчетов о них. Ощепков с его уже более чем десятилетним опытом оперативной работы обязан был отчетливо это понимать. И все же планировал свои действия по явно устаревшей японской модели. Почему? Зачем? И еще. В отличие от Лукашева, Алексеев пишет, что речь идет (во всяком случае, при разговоре о фотоателье) не о 3-м, а о 1-м адзабском полке ^[235]. Важно ли это? Для того чтобы понять это, нам надо взглянуть на карту Токио 1925 года.

3-й адзабский пехотный полк отмечен на ней вполне определенно. Адзабский он, конечно, только по-русски: 3-й пехотный полк 1-й пехотной дивизии был расквартирован на краю токийского района Адзабу. Несмотря на большой урон, нанесенный казармам Великим землетрясением Канто 1923 года, полк не поменял тогда своей дислокации. Прибывший в Токио в июле 1925 года Василий Ощепков должен был застать его в состоянии реконструкции и восстановления после подземных толчков, но на прежнем месте — в квартале Синрюдо, возвышающемся над огромным кладбищем Аояма недалеко от центра города. В 2007 году на месте, где когда-то стояли казармы, конюшни и располагался полковой плац, открылся новый Национальный музей изобразительных искусств (Кокурицу синбидзюцукан), построенный по проекту знаменитого архитектора Курокава Кисё. На первом этаже уникального музея, в огромном стеклянном холле установлен макет тех самых казарм в масштабе 1:100, воспроизводящий не только их общий внешний вид, но и помещения в разрезе, и даже снабженный малюсенькими копиями солдат, стоящих в строю на плацу, лошадей и техники. Пояснительная надпись к макету гласит, что при строительстве здания Синбидзюцукан использованы оконные стекла из тех самых казарм. Немного фантазии — и, глядя через стеклянную стену музея на хранилище для зонтиков, более всего напоминающее пришвартовавшийся в Токио инопланетный корабль, мы сможем представить себе, как через это же самое стекло косился когда-то мордатый караульный на подозрительного высокого иностранца в светлой шляпе и с тросточкой в руках, то и дело прохаживавшегося мимо полкового КПП…