Загадка песков - Эрскин Чайлдерс Страница 48

Каждое слово, которое мог я припомнить из этой судьбоносной беседы, мы теперь заново разобрали с Дэвисом, который не вполне вник во все, что его непосредственно не касалось. По мере нашего продвижения до меня начало доходить, как ловко выстраивал фон Брюнинг каждое последующее предложение, держа в уме обе возможные ситуации. Если мы просто безобидные путешественники – он радушный гость, если шпионы – то и тут его тактика к месту. Он превзошел нас в демонстрации открытости, не умолчав ни о чем, что мы могли бы сами проверить, в свою очередь, получив исчерпывающее представление о наших передвижениях. Коммандер сделал предупреждения, сразу понятные тем, у кого не чиста совесть: мол, вы играете в пустую и опасную игру, лучше откажитесь. Но в одном отношении мы получили над ним преимущество, и это в части изложенной Дэвисом версии о событиях на Хоенхерне. При всей сдержанности нашего собеседника ему не удалось скрыть не только явное удивление, но и серьезность, с какой принял эту новость. Небольшой перекрестный допрос мог бы не оставить от построений Дэвиса камня на камне, но коммандер не осмелился подвергать их проверке из страха выказать перед нами сомнения, которые ему не положено испытывать. И действительно, я подметил, что подоплекой отношения к нам неизменно служит страх. Со времени полночного визита Гримма во мне крепло ощущение, что тайна этого побережья имеет слишком важный и деликатный характер и что во избежание ненужного внимания к ней открытое воздействие на не в меру любопытных будет применено лишь в крайнем случае, при наличии неопровержимых доказательств преступных намерений.

Теперь к нашим догадкам. Их я с той встречи вынес две, каждая несла в себе зародыш отдельной теории, но обе страдали от крайней неопределенности. Однако в данный момент, когда я расстелил карту и дал простор фантазии, одна из них, идея относительно Меммерта, с каждой секундой обретала очертания и плоть. Верно, информацию о французском фрегате и собственной с ним связи фон Брюнинг сообщил нам охотно, но я склонялся к мнению, что им руководило желание опередить наши подозрения. Коммандер не сомневался, что нам уже известно о его связях с Долльманом, а быть может, и Гриммом, и поспешил уверить, что все их трио объединяет интерес к Меммерту. Таковы были факты, что до конструкции, которую немец пытался на них возвести, то мне она казалась совершенно фальшивой. Он пытался создать у нас впечатление, что загадка, на след которой мы напали, уходит корнями исключительно к затонувшим сокровищам. Не берусь судить, вполне ли уловил читатель хитрый намек фон Брюнинга: вся эта секретность есть, мол, результат неизбежных мер предосторожности. На кону большие деньги, а с делом, к которому имеют касательство и англичане, не все чисто. Офицер как бы хотел сказать: «Не удивляйтесь, если к вам заглянули ночные визитеры – в любом англичанине, шныряющем вдоль здешнего побережья, обязательно заподозрят агента “Ллойда”». Весьма остроумная уловка, которая, едва слетев с губ фон Брюнинга, заставила меня всерьез задуматься именно над этой причиной в качестве объяснения повышенного к нам внимания, но лишь на миг. Теперь же я и вовсе ее отбросил.

Принятая за основу, она могла объяснить все или ничего. Но с основополагающим моментом – фактом покушения на Дэвиса в сентябре – эта гипотеза не согласовывалась никак. Слишком фантастичным выглядело предположение, что смутное опасение за коммерческие интересы могло довести до таких крайностей. Действие ведь разворачивается не в южных морях и не в бульварном романе. Мы в Европе и имеем дело не только с Долльманом, но и с офицером германского императорского флота, который вряд ли станет участвовать в предприятии, способном прибегать к таким сомнительным средствам. И без того было удивительно обнаружить среди его знакомых такого подлеца, но это можно списать на то, что фон Брюнинг руководствуется мотивами скорее имперскими, чем финансовыми. Нет, уцепиться за такое предположение – все равно что объявить нашу миссию пустой выдумкой от начала до конца, объяснить ее стремлением Дэвиса потешить собственные иллюзии.

«Ну и что же? – спросит читатель. – В конце концов, ты сам всегда смотрел на эту историю с легким скепсисом».

Замечание принимается. Но вынужден заявить, я ни на миг не поколебался. Много воды утекло с того дня в Шляй-фиорде. Я видел, как работает та смертельная ловушка, прожил с Дэвисом две штормовые недели, с каждым часом все сильнее, все крепче уверяясь в его способностях моряка и, как следствие, все сильнее веря в описанные им события, правильная интерпретация которых невозможна без здравого суждения навигатора. И, наконец, я подсознательно догадывался, а сегодня услышал из его собственных уст, что он опирался на это суждение, но сдерживался под воздействием личных пристрастий, которым цельность его натуры придала сокрушительную силу.

Но что тогда кроется за Меммертом? Поначалу остров привлек мое внимание к эстуарию Эмса, на границе которого он расположен. Мы неизменно исключали Эмс из сферы своего интереса под предлогом незначительной роли этой реки по сравнению с тремя крупными эстуариями на востоке. Те способны проводить крупные суда с глубокой осадкой вплоть до самых причалов Гамбурга, Бремерхафена и военных доков Вильгемсхафена, причем два последних, Эльба и Везер, служат главными торговыми артериями огромной империи. Эмс, напротив, обслуживает лишь второстепенные города. Чтобы все понять, достаточно одного взгляда на карту. Перед вами предстает впечатляющий эстуарий, превосходящий каждый из трех вышеупомянутых, имеющий более тридцати миль в длину и десять миль в ширину в месте слияния с Северным морем, а это примерно одна седьмая всего побережья на этом отрезке. Он загроможден мелями и блокирован в центре островом Боркум, но встречает входящие суда двумя удобными глубокими каналами. Последние величаво катят свои воды над песками и сходятся в материковой части в один могучий поток, в три мили шириной. Но потом все вдруг заканчивается. Судоходный фарватер мелеет и сужается, преграждается порогами, а топкие берега не дают удобного доступа к суше, без чего невозможно возникновение крупных приморских городов. Все порты на Эмсе являются приливными: гавань Делфзейла, что на голландской стороне, пересыхает при низкой воде, а Эмден, здешний немецкий порт, доступен только посредством шлюза и канала в милю длиной.

Но все эти издержки относительны. Если исходить из местных условий и не равняться на Эльбу, Эмс – чрезвычайно важная речная артерия. Эмден – суть процветающий и быстро растущий порт. Для мелкосидящих плавсредств поток судоходен на большое расстояние вверх по течению и посредством притоков и каналов (особенно стоит отметить перемычку с Рейном у Дортмунда, в те дни уже близкую к завершению) представляет транспортную сеть для обширной территории. С точки зрения стратегии недооценить Эмс невозможно. Это крупнейшие военно-морские ворота Германии, причем самые западные, ближайшие к Великобритании и Франции и пограничные с Нидерландами. Его большая раздвоенная дельта образует два зияющих проема в лабиринте мелей и островков, образующих германское побережье – побережье, характеризующееся столь малой протяженностью, что, по меткому замечанию Дэвиса, «каждый дюйм его очень важен». Боевые корабли могут воспользоваться этими брешами и угрожать материку в одном из немногих уязвимых мест. Отсутствие причалов – не препятствие для таких визитеров, сложная навигация – не помеха. Даже тяжелый броненосец способен приблизиться на близкое расстояние к земле, а крейсера и военные транспорты могут проникнуть аж до самого Эмдена. Эмден, как не раз указывал Дэвис, связан каналом с Вильгельмсхафеном на Яде. Это стратегический канал, прорытый как для канонерок, так и для торговых судов.