Люди Средневековья - Эйлин Пауэр Страница 48

Судя по завещанию Пейкока, он относился к своим работникам очень тепло. Но так было не у всех, ибо хотя суконщики того времени и обладали рядом достоинств, присущих капиталистам, но и недостатков у них было хотя отбавляй — так что извечная борьба между трудом и капиталом в XV веке развернулась вовсю. Но завещание Пейкока не проясняет для нас одну деталь — нанимал ли он только ткачей-надомников или, помимо этого, устанавливал ткацкие станки у себя дома? В ту пору, когда жил Пейкок, среди преобладавшей системы надомных работ стали появляться уже миниатюрные фабрички. Суконщики устанавливали в своих домах ткацкие станки и нанимали бродячих ткачей. Рабочие, трудившиеся в домашних условиях, были этим очень недовольны, ибо их либо превращали из свободных мастеров в наемных работников, обязанных трудиться в доме хозяина, либо они обнаруживали, что оплата их труда уменьшается из-за конкуренции странствующих ткачей. Более того, суконщики иногда покупали станки и сдавали их в аренду свободным ткачам, которые в результате этого попадали в определенную зависимость от хозяина. В течение всей первой половины XVI века ткачи из текстильных районов Англии засыпали парламент петициями с требованием отменить эту практику. Похоже, что они предвидели появление в Англии фабричного производства, при котором рабочий уже не будет собственником сырья, инструментов, мастерской или продуктов своего труда и ему будет принадлежать только его труд, а бывший свободный ткач превратится в наемного рабочего. Все это ткачи поняли задолго до того, как фабричная система утвердилась в стране. Практика сдачи станков в аренду появилась и в Эссексе, откуда примерно через двадцать лет после смерти Томаса Пейкока ткачи направили в парламент петицию против суконщиков, которые завели у себя дома не только свои собственные станки, но и своих ткачей и сукновалов, чем обрекли авторов петиции на голод и нищету, «ибо богатые люди, суконщики, заключили между собой соглашение платить единую цену за изготовление означенного сукна». Эта цена была такой мизерной, что, работай они весь день и всю ночь, в праздники и в будни, все равно не смогли бы прокормить свои семьи. В результате этого многие ткачи потеряли свою независимость и превратились в слуг богачей. Тем не менее система надомной работы еще преобладала, и, без сомнения, большинство ткачей Пейкока работало в своих собственных домах, хотя вполне вероятно, что в его доме было несколько станков, которые стояли в длинной задней комнате с низким потолком. В таких комнатах, по традиции, работали ткачи — в сарае ли, в «прядильном ли доме».

Идиллическая картина работы на такой небольшой фабрике, которую вполне можно применить и к нашему герою, была создана в поэме Делони «Приятное путешествие Джека из Ньюбери». Джек из Ньюбери реально существовал — это был хорошо всем известный суконщик по имени Джон Уинчком, который умер в Ньюбери через год после Пейкока и о котором Томас наверняка слышал, ибо его грубое домотканое сукно отлично продавалось на континенте, и старина Фуллер, прославивший его в своей книге «Добродетели Англии», называет его «самым богатым суконщиком (без преувеличения), когда-либо жившим в Англии». Рассказы о том, как он привел сотню своих подмастерьев на Флодцен-Филд, как он угощал короля и королеву в своем доме в Ньюбери, как он построил часть Ньюберийской церкви и как он отказался от звания рыцаря, предпочтя «до самой своей смерти ходить в костюме из грубого домотканого сукна», разлетелись по всей Англии, обрастая по пути все новыми и новыми подробностями. В 1597 году Томас Делони, создатель жанра романа, изложил эти рассказы в своем произведении, частично в прозе, частично в стихах, и роман вскоре стал исключительно популярным. Именно отсюда мы приведем придуманное автором описание работ в доме суконщика, не забывая при этом, что автор сильно преувеличил размеры предприятия Джйна Уинчкома, который конечно же никогда не имел двухсот станков в своем доме, а Томас Пейкок, вероятно, имел не более дюжины. Но поэт имеет право на преувеличения, ибо, в конце концов, главное в балладе — ее дух, и всегда приятно сменить прозу на рифмованные строки: