Дорогами войны. 1941-1945 - Анатолий Белинский Страница 48

– Есть!

Пеккер повернулся, как строевик, по-уставному, и это окончательно взбесило Пономарева.

– Ты что, на параде?

С этими словами Пономарев ударил ногой под зад Пеккера, и тот шаром выкатился в коридор.

Через некоторое время Пеккер второй раз докладывал о готовности к движению батареи в полном составе, а полковник уже спокойно приказал подойти к столу и на карте показал, где найти командира 367-го стрелкового полка и вступить в его распоряжение.

Вскоре весь артполк и истребительно-противотанковый дивизион получили автомашины, и артиллерия дивизии действовала уже в качестве полноценных артиллерийских частей.

Но теперь полковника Пономарева выводила из равновесия бездеятельность начальника штаба подполковника Фролова. В противоположность Пономареву, его бурной деятельности и неутомимой работоспособности Фролов мог всю ночь беспробудно спать, в то время как командующий, не отдыхая, работал по две-три ночи, выполняя и штабную работу. Кроме того, Фролов был прожорливым и великим бабником. Он мог исчезнуть из штаба на весь день, но появляться в неожиданных местах, таких, как медсанбат, где было много женщин, или там, где работали девушки-телефонистки.

Штабные офицеры питались в АХЧ (административно-хозяйственной части) при штабе дивизии, но при желании могли встать на довольствие в штабной батарее и питаться с солдатской кухни. Конечно, кухня АХЧ готовила лучше, и переходить на солдатский паек охотников не было, но Фролов ухитрялся питаться и там, и там. Утром, когда приносят в котелках суп, Фролов возьмет ложку и проверит во всех котелках, кому как налили. При этом он отпускал похабную брань в адрес АХЧ, однако садился и съедал весь суп, потом звал шофера Панасенко и, подавая ему котелок, говорил:

– Пойди в штабную батарею, пусть нальют мне супа.

Когда суп с солдатской кухни был съеден, Панасенко шел за добавкой. Он приходил на кухню батареи и где-нибудь в сторонке стоял с котелочком, пока повар не спросит:

– Ты что стоишь, Панасенко? Ведь ты получил!

– Так я же подполковнику за добавками.

– Может быть, ты хочешь себе получить? – шутил повар.

– Та шо ты, шо я, подполковник чи шо?

Повар под хохот солдат наливал полный котелок супу. Командующий, бывало, отчитывал Фролова за безделье:

– Так нельзя работать! Вы хотя бы с офицерами занятия провели!

Но с Фролова – как с гуся вода. Однако прикажет всем офицерам штаба и батареи собраться у него в землянке, положит на столик лист карты, выберет самого несведущего и вызовет:

– Лейтенант Сеняпкин, подойдите к столу!

Сеняпкин подходит.

– Скажите, что это такое? – спрашивает Фролов, проводя карандашом по рамке листа. Сеняпкин низко наклоняется над картой и рассматривает рамку по всем четырем сторонам листа. Лицо Сеняпкина озабочено, лоб наморщен, он мучительно и долго ищет ответа, уставившись в злосчастную линейку, потом догадывается:

– А-а, так это край карты!

Фролов ржет, открыв свой большой рот:

– Га-га-га! Вот это грамотей, га-га-га!

Натешившись, он выискивает другую жертву для следующего трюка.

Аудитория расходилась из землянки весело, как после хорошего комедийного фильма.

Иногда командующий прибегал к другому способу воздействия на Фролова: он собирал офицеров, в том числе и начальника штаба, и начинал разнос, но все догадывались, что это больше касается Фролова.

Полковник говорит:

– Вас ничто не беспокоит и не интересует – ни противник, ни защита Родины. Вы только три дела выполняете добровольно: спите, жрете и с… и еще есть у вас одна забота, где бы найти бабу.

При последнем слове Фролов ржал своим обычным: га-га-га.

Утром Пономарев выехал на полуторке в артполк, но не успел отъехать от штаба и полкилометра, как впереди показался «мессершмит». Он стремительно приближался. Едва полковник и Панасенко успели выскочить из машины и упасть в снег, как в тот же миг последовала пулеметная очередь. Полетели брызги от разбитых стекол, машина заглохла. Судя по пробоинам в сиденье, командующий и шофер были бы неминуемо убиты. Осмотрев автомашину, Пономарев со смехом сказал:

– Значит, мы с тобой, Панасенко, еще поживем! Да, не время, значит!..

– Так хиба ж узнаешь, колись воно буде – время?.. Полуторку жалко.

Пономарев вернулся в штаб и по пути зашел в штабную батарею отдать распоряжение насчет разбитой полуторки. Лейтенант Бобков, молодой офицер с хорошей строевой выправкой, встретил командующего по всем правилам устава. Полковник недовольно посмотрел на него и заметил:

– Хорошо выполняете строевые приемы, а как ведете хозяйство в батарее? Пойдемте, посмотрим.

Они стали обходить расположенную в двух смежных дворах батарею, и сразу полковник обратил внимание на повозки, которые были поставлены в ненастную погоду и оказались вмороженными в грунт. Пономарев пришел в ярость, устроил Бобкову головомойку. Пошли дальше. В каком-то сожженном помещении, от которого остались одни стены, стояли лошади, дрожащие от холода.

– Лошадей каждый день надо чистить и убирать из-под ног, а в мороз укрывать попонами. Есть у вас щетки, скребницы, попоны?

– Попон нет, товарищ полковник!

– Так какого же хрена не достанете? Щелкать каблуками повторяя «есть! есть!» – это еще не все, надо быть хозяином!

В каком-то чудом уцелевшем коридорчике старшина Нестеренко сделал кладовку, там хранил продукты, обмундирование, фураж и всякую мелочь. Ему слышно было, как командующий разносил комбата. «Обязательно зайдет сюда», – подумал Нестеренко и быстро навел порядок в кладовке: на середину помещения поставил вверх дном ящик, накрыл его простыней, нарезал хлеба и окорока из офицерского доппайка, налил в стакан разведенного спирта. Только старшина успел управиться со своим хозяйством, как дверь открылась, и полковник, дойдя до предельного накала от беспорядков, завопил:

– А это что здесь?

Нестеренко вышел вперед:

– Кладовка, товарищ полковник.

– Что у вас в кладовке?

– У нас все есть, даже можно закусить. Закусите, товарищ полковник.

Полковник посмотрел на стакан:

– А это что?

– Разведенный спирт, товарищ полковник.

Пономарев выпил спирт, взял ломоть хлеба, положил на него листки окорока, сел на подставленный табурет, кивнул на окорок:

– А хорошая штука. У нас в Чувашии раньше тоже ели бутерброды, только особым способом: отрезали большой ломоть хлеба, во всю буханку, брали сало, клали сало на противоположный от себя край ломтя и начинали есть. Когда ломоть хлеба съедался, сало таким же манером перекладывали на другой ломоть, а наевшись, «оставшееся» сало хранили до следующего обеда. Все засмеялись, а Пономарев встал, выходя из помещения, зло посмотрел на Бобкова и, переходя на прежний тон, проворчал: