Императорская Россия - Евгений Анисимов Страница 48

Нам, людям начала XXI века, было бы не очень уютно на петровских ассамблеях. В маленьком зальце, переполненном разгоряченными, нетрезвыми и не особенно чистоплотными людьми, невыносимо жарко и душно. Не лучше и в соседних комнатах, где стояли столы со снедью и вином и где за картами и шахматами с кружками пива сидели мужчины. Клубы табачного дыма застилали свет, крики и пьяное пенье заглушали разговор, кто-то из гостей уже лежал под столом, кому-то от выпитого лишнего кубка требовалась неотложная помощь. При этом всем нужно держать ухо востро: маршал ассамблеи с этим проклятым кубком расхаживал между гостей, высматривая нарушителей. Достоинством таких собраний было то, что на них предполагалось естественное, «без чинов», общение, впервые были допущены женщины, которые ранее не выходили, кроме церкви, за пределы своего дома и уж тем более никогда не танцевали европейские танцы с чужими мужчинами.

Ассамблея времен Петра.

Застолью придавалось большое значение. Столы во дворце расставляли и в больших залах, и в покоях поменьше. В зале сидел Петр I и вельможи: сенаторы, адмиралы, генералы, президенты коллегий, за столом в соседних покоях – духовенство, дальше – армейские и флотские офицеры. Отдельно сидели купцы, кораблестроители, иностранные шкиперы судов, стоявших в это время в Петербурге. Императрица и дамы света располагались также в отдельном покое. На столах стояли стеклянные бокалы (или, как говорили в XVIII веке, «покалы»), кружки, кубки, стаканы и так называемые стопы. Гости пили разные вина и водки, которые подавали слуги – на столах бутылки не стояли. Известно, что сам царь более всего любил анисовую водку и токайское вино. Но слуги подавали также сухие французские и немецкие вина, различные настойки, пиво. Столы были уставлены большими серебряными и оловянными блюдами с многочисленными холодными закусками, как мясными, так и рыбными.

Позже шли перемены горячих блюд, которые готовил царский повар Фельтон. Десерта за царским столом обычно не подавали. Фрукты выставлялись сразу, вместе с закусками. Но они не были особенно привлекательны для гостей. Обычно их доставляли в Петербург издалека в засахаренном или засоленным виде – гости угощались вываренными в сахаре сливами, лимонами, а также солеными арбузами. Конфеты («конфекты») подавались только к дамскому столу.

Государь как хозяин дома был страшен для гостей, особенно для тех, кто не привык еще к царскому застолью. Все современники, оставившие записки, утверждают, что Петр I почти насильно спаивал гостей, заставляя их поднимать тосты не только с вином, но и с дешевой водкой (так называемое «хлебное вино»), неприятной на вкус и омерзительно пахнувшей сивухой. Петр I не давал гостям встать из-за стола, держал их там часами, а иногда и сутками. При этом сам нередко покидал застолье, чтобы вздремнуть часок-другой в своих покоях.

Выставленные в дверях часовые не выпускали гостей даже ради совершения неотложных нужд. Известно, что полы пиршественных зал предусмотрительно устилались рогожей, сеном и соломой, чтобы спасти паркеты от продуктов жизнедеятельности засидевшихся гостей.

Танцы под музыку обычно полковых оркестров были непременной частью празднеств. Они позволяли гостям размяться после многих часов сидения за столом. Танцы устраивались в Большом зале и были обязательны для всех гостей. Обычно сам Петр с Екатериной открывали действо. Начиналось все с медленных, церемонных танцев: «аглинский» (контрданс), «польский», менуэт. Царственная пара отличалась неутомимостью и, бывало, выделывала такие сложные фигуры, что пожилые гости, шедшие за ними и обязанные повторять предложенные первой парой движения, под конец танца еле волочили ноги. Зато молодые были в восторге. Об одном таком эпизоде иностранец пишет, что старики довольно быстро закончили танец и пошли курить трубки да в буфет закусить (в соседних покоях выставлялись столы с закусками), а молодым не было удержу:

Десять или двенадцать пар связали себя носовыми платками, и каждый из танцевавших, попеременно, идя впереди, должен был выдумывать новые фигуры. Особенно дамы танцевали с большим удовольствием. Когда очередь доходила до них, они делали свои фигуры не только в самой зале, но и переходили из нее в другие комнаты, некоторые водили (всех) в сад, в другой этаж дома и даже на чердак.

Заглянем в источник

Петр сам редко напивался до бесчувствия (хотя и такое бывало), но любил смотреть, как его гости приходят в скотское состояние. Один из иностранцев – датский посланник Юст Юль писал, что царь это делает с умыслом, чтобы из ссор и пьяных откровений своих подданных вызнать их тайны. В итоге, как писал другой иностранец, голштинский камер-юнкер Ф.-В. Берхгольц, побывавший на празднестве, зрелище через несколько часов застолья становилось занятным:

«Великий адмирал (Ф. М. Апраксин. – Е. А.) до того напился, что плакал как ребенок, что обыкновенно с ним бывает в подобных случаях. Князь Меншиков так опьянел, что упал замертво и… его люди с помощью разных спиртов привели его немного в чувство и испросили у царя позволение ехать с ним домой».

Примечательно, что во время застолий гости не смешивались, переходить от стола к столу им запрещалось. Это мог делать только царь, который, как писал англичанин П. Г. Брюс, «в каждом застолье поддерживал беседу соответственно профессиям и занятиям присутствующих».

Генерал-адмирал Ф. М. Апраксин.

Словом, танцы открывали неограниченные возможности для волокитства. Правда, разгоряченным танцорам в помещениях дворца, маленьких и тесных, было невероятно душно. Густые винные пары, табачный дым, запахи еды, пота, нечистой одежды и немытых тел (предки наши не были особенно чистоплотны) – все это делало атмосферу праздника тяжелой в прямом смысле этого слова, хотя и веселой по существу. В праздник, когда за окном темнело, все ждали так называемой «огненной потехи». Она начиналась в виде зажженной иллюминации: тысячи глиняных плошек с горящим жиром были выставлены на стенах Петропавловской крепости, других сооружений, «очерчивая» таким образом в темноте контуры зданий. Но все ждали главного действа – фейерверка.

Действующие лица

Генерал-адмирал Федор Апраксин

С парадных портретов генерала-адмирала Федора Матвеевича Апраксина на нас смотрит суровый седой воин в латах, с мерцающей на груди бриллиантовой звездой высшего российского ордена Андрея Первозванного. Для знающих суть дела во всей этой нарочитой воинственности видна усмешка судьбы. Апраксин действительно провоевал всю свою жизнь, но не стал ни воином, ни флотоводцем; он вообще не был ни воинственным, ни грозным. Он стал первым президентом Адмиралтейской коллегии, командовал флотом, но вряд ли самостоятельно смог бы ввести в гавань хоть один корабль. Многие его морские и сухопутные победы принадлежали другим – часто за спиной Апраксина стоял сам царь Петр, который уходил в тень, оставляя славу победителя Апраксину. Так было и в 1713 году, когда Апраксин был объявлен главным героем занятия богатой шведской провинции Финляндии. Как писал историк Мышлаевский, при завоевании Финляндии проявилось самое главное различие между Петром и Апраксиным. Царь был военным гением, в любой ситуации действовал решительно и нестандартно, а Апраксин – военной посредственностью, которая всегда норовит тянуть время.