Главный финансист Третьего рейха. Признание старого лиса. 1923-1948 - Яльмар Шахт Страница 48

Условия в странах обеих враждебных группировок оказались очень схожими. Альберт Баллин надеялся, что война закончится полным политическим фиаско, которое даст деловым людям шанс высказывать, со своей стороны, разумные мнения. Возможно, эта надежда могла бы реализоваться даже в таких условиях, если бы не вмешательство третьей, неевропейской державы в ход войны. Соединенные Штаты сначала использовали свой экономический потенциал, а затем и свои армии в Европе, решив, таким образом, исход войны в пользу стран Антанты.

Я не собираюсь объяснять причины вступления в войну Соединенных Штатов. Факт, однако, состоит в том, что, как я писал позже в своей книге «Конец репараций», поступая таким образом, они приняли на себя политическую ответственность, которую в то время еще не были готовы нести. По-моему, это не беспочвенная критика. Многие американцы осуждали уклонение Америки от политической ответственности после войны гораздо резче, чем я.

Считалось, что война закончилась всеобщим истощением. Карта Европы нуждалась лишь в небольших изменениях. Это общее истощение, эта явная бессмысленность войны техническими средствами могли бы стать хорошим уроком для обеих воевавших сторон. Лучшим, что могло случиться с точки зрения мировой истории, было бы окончание первой войны техническими средствами полным тупиком.

Требования союзниками по Антанте репараций после Первой мировой войны возбудили национальное негодование, а негодование — не лучшая почва для проведения миролюбивой внешней политики. Капитал на растущей политической ожесточенности, на экономических бедах Германии делали как правые, так и левые экстремисты до тех пор, пока в 1932 году они постепенно не создали обстановку, когда встал один вопрос: кто, левые или правые, добьется своей цели? Об этом свидетельствуют два простых подсчета.

Компартия, которая 6 июня 1920 года вошла в рейхстаг с двумя представителями, 6 ноября 1932 года (через двенадцать лет и пять месяцев) владела ровно сотней депутатских мест. Она отставала от ГСП на двадцать мест и была третьей по количеству депутатов рейхстага партией в Германии.

Однако национал-социалисты Гитлера, которые под таким названием пробились 20 мая 1928 года в рейхстаг и были представлены там всего лишь двенадцатью депутатами, имели там в 1932 году почти две сотни мест и стали сильнейшей партией Германии.

Политики, вызвавшие эту ситуацию своими астрономическими претензиями к рейху, которые отказывались внимать предостережениям против их собственного экономического безрассудства, сегодня снимают с себя всякую ответственность и умывают руки в связи со всем этим делом.

Жертвами войны стали и члены моей семьи. Мой брат Олаф умер от болезни, подхваченной в военные годы. Наш младший брат Вильгельм — светловолосый, очень милый, любимец моей матери — был убит в сражении на Сомме. Весть о его смерти в этой кровавой бойне на Западном фронте глубоко потрясла моих родителей. Когда у меня находилось время, я ездил в Шлахтензее. Брал с собой детей, чтобы они увиделись с дедушкой и бабушкой. Это была либо пятнадцатилетняя Инга, либо восьмилетний Йенс.

Даже в то время я не был в состоянии игнорировать политические проблемы, которые не могли не возникать после войны. Цифры наших потерь полностью не раскрывались. Никто по-прежнему не знал, что страна понесла военные потери 1 миллион 600 тысяч человек убитыми и 3 миллиона 500 тысяч ранеными. Их погубили, искалечили смертоносные изделия промышленности, которую мы с таким энтузиазмом помогали строить. У кого были глаза, тот понимал, что после войны не могло быть речи о восстановлении империи с ее неразрешенными проблемами, о возрождении прусского милитаризма старого образца (его уже постигла роковая участь на поле битвы, и он был вынужден уступить место новым методам войны техническими средствами), о разделении избирательных прав на три класса и о постоянном устройстве страны. Война отмела все это. Возникла необходимость найти что-то новое для замены старого, обветшалого. Но что это будет?

Таковы были внутренние проблемы Германии после ее поражения в войне машин. Нельзя было ожидать, что наши бывшие противники смогут понять их в полном объеме. Нельзя было также ожидать, что они будут полностью игнорировать борьбу Германии за свое место в западном мире, которая велась в последующие двенадцать лет. Я предвидел это еще в 1919 году. Когда в Германии было сформировано правительство, меня пригласили обсудить с представителями союзников вопрос о немецких контрибуциях державам-победительницам. В Гаагу была направлена делегация промышленников и экспертов, и там нас ожидала союзная комиссия. Моя задача заключалась в обсуждении вопроса о поставках немецкого углекислого калия и других химических продуктов.

Прием, который нам оказали, живо напомнил мне иллюстрацию в школьном учебнике по истории: «Персидские сатрапы принимают делегацию поверженных Афин».

Члены союзной комиссии явно были одержимы средневековым высокомерием. Речь идет о полном отсутствии не только рыцарства, но даже обычной вежливости. Вспоминается эпизод, когда немецкой делегации не обеспечили достаточного количества стульев, так что многие ее члены были вынуждены участвовать в дискуссии стоя.

Я не скрывал своего возмущения столь грубым обращением. Из-за этого мои коллеги из делегации явно тревожились.

— Ради бога, доктор, — шептал мне один из них, — не надо так вести себя! Жаловаться нельзя!

— Скоро увижу, могу ли я жаловаться или нет, — сказал я и пошел прямо к союзному генералу, который председательствовал на встрече. — Нас разместили в худших отелях. Еда отвратительна. Нам не позволяют выходить в город. Наши передвижения ограничены, и мы вынуждены вести переговоры с союзными партнерами стоя, — возмущенно сказал я. — Прошу вас, господин генерал, устранить эти безобразия.

— Вы, кажется, забыли, что ваша страна проиграла войну, — последовал жесткий ответ.

Я вернулся в Берлин, обогащенный горьким опытом. Я бы удивился больше последующим событиям, если бы не участвовал в этой конференции.

Поездка в Гаагу впервые настроила меня против репараций. В предстоящие годы нужно было многое сделать для решения этой проблемы.

Прежде всего, я обратил все свое внимание на банковскую работу. Ведь теперь над Германией нависла новая угроза, которая затрагивала внутреннее положение страны, так же как и репарационные требования наших бывших врагов: инфляция немецких денег.