Последние дни Гитлера. Тайна гибели вождя Третьего рейха. 1945 - Хью Тревор-Роупер Страница 48

24 апреля, после отъезда Шпеера, последнего случайного посетителя бункера, все остальное время – если не считать двух неожиданных паломников из внешнего мира – состав действующих лиц последнего акта трагикомедии оставался неизменным. Их, впрочем, было немного. В бункере фюрера находились: Гитлер и Ева Браун; Геббельс (занявший освободившиеся апартаменты Мореля) с женой, детьми и адъютантом, гауптштурмфюрером Швегерманом; доктор Штумпфеггер; штурмбаннфюрер Хайнц Линге, камердинер Гитлера; штурмбаннфюрер СС Отто Гюнше, его адъютант и неотступная тень; два его секретаря – фрау Кристиан и фрау Юнге; а также фрейлейн Манциали – повариха, готовившая для Гитлера вегетарианские блюда. Кроме того, были и другие персонажи, жившие в других бункерах и от случая к случаю появлявшиеся в бункере фюрера. Чаще всего Гитлера посещали, конечно, Мартин Борман со своим помощником штандартенфюрером СС Цандером и секретарем фрейлейн Крюгер; генерал Кребс, его адъютант майор Фрейтаг фон Лорингхофен с ординарцем ротмистром Больдтом; генерал Бургдорф с помощниками полковником фон Беловом, подполковником Вайсом и майором Иоганмайером; начальник Берлинского гарнизона генерал Вейдлинг; два пилота Гитлера группенфюрер Баур и штандартенфюрер Беетц; комендант имперской канцелярии бригаденфюрер Монке; руководитель гитлерюгенда Артур Аксман, подопечные которого обороняли позиции в городе ^[174]; Вернер Науман, помощник Геббельса из министерства пропаганды; Хайнц Лоренц из пресс-службы, доставлявший в бункер новости; бригаденфюрер Раттенхубер, глава службы безопасности Гитлера, и его заместитель, штандартенфюрер Хёгль; офицеры эсэсовской охраны; а также офицеры связи – адмирал Фосс, группенфюрер Фегеляйн и посланник Вальтер Хевель, представлявший Дёница, Гиммлера и Риббентропа. Одиннадцать из этих людей были захвачены в плен и допрошены британскими и американскими властями ^[175]; показания этих людей, дополненные показаниями менее значимых свидетелей, включая охранников, водителей, секретарей, вестового, случайную посетительницу и портного, подтвержденные документами и дневниками, а также захваченными телеграммами, позволили пролить некоторый свет на темный период последних дней жизни Гитлера в бункере.

Надо сказать, что свет этот довольно тусклый. Собственно, ничего иного и не следовало ожидать. Несмотря на то что многие документы были захвачены сразу, настоящее расследование началось лишь через пять месяцев, а за это время воспоминания поблекли и пробелы начали заполняться воображением и догадками. Допрошенные свидетели путались, по большей части в датах и времени. Это неудивительно, если мы представим себе их жизнь в мрачном бункере, в атмосфере полной обреченности, под непрерывными бомбежками и артиллерийскими обстрелами, зачастую в полной темноте, когда теряется всякое представление о времени; когда еда подается не по расписанию и стирается всякая грань между днем и ночью. Тем не менее у нас есть надежные сведения о некоторых событиях, несколько твердо установленных фактов и бесспорно датированных документов, позволяющих достоверно подтвердить устные сведения, которые в противном случае могли бы вызвать сомнение. Приезд и отбытие Риттера фон Грейма, телеграммы Дёницу, известие об измене Гиммлера, подписание завещания Гитлера, самоубийство Гитлера и Евы Браун, массовое бегство из бункера – эти события можно надежно привязать к определенным дням и часам. Другие события, данные о которых базируются на не вполне достоверных показаниях и воспоминаниях растерянных и сбитых с толку людей, не могут, конечно, быть расписаны по часам и минутам, но их можно сопоставить друг с другом и с точно установленными фактами, восстановив подлинную картину с допустимой точностью.

Помимо этих одиннадцати свидетелей, попавших в наши руки, надо упомянуть еще двоих чужаков, трехдневное пребывание которых в бункере стало, наверное, самым интересным событием этих мрачных дней осады. 24 апреля из бункера в Мюнхен была отправлена телеграмма, в которой генерал-полковнику Риттеру фон Грейму ^[176] было предписано явиться в имперскую канцелярию. Вторая телеграмма содержала такой же приказ генералу Коллеру, доклад которого Герингу спровоцировал кризис. К тому времени Коллер был уже освобожден из-под ареста в Оберзальцберге. Коллер ехать отказался, сказав, что поездка в бункер равносильна бессмысленному самоубийству. Телеграфное и радиосообщение с севером было прервано, и никто не знал, где располагаются аэродромы, пригодные для приема самолетов. Коллер не желал добровольно отправляться в русский плен. Кроме того, у генерала было оправдание – он заболел, и на следующий день у него был назначен визит к врачу. Здоровье его пошатнулось, моральный дух был сломлен. Все, что он слышал о жизни в бункере, заставляло предполагать, что все его обитатели сошли с ума. Коллер ответил, что не может прибыть в бункер по состоянию здоровья. Риттер фон Грейм не стал измышлять никаких причин, так как решил без колебаний выполнить приказ. Грейм был офицером люфтваффе с безупречным послужным списком. Кроме того, он был убежденным нацистом, вера которого в идеологию нацизма не пошатнулась даже в эти последние часы. Той же ночью фон Грейм планировал вылететь в Рехлин, но самолет был поврежден на аэродроме во время воздушного налета. На следующий день Грейм появился в Оберзальцберге и нанес визит Коллеру. Буквально за несколько часов до этого закончился воздушный налет союзников на Оберзальцберг. Свидетели рассказывают, что на месте города остался лунный ландшафт. Гитлеровский Бергхоф был наполовину уничтожен, дома Бормана и Геринга были уничтожены полностью. Генерал Коллер, как обычно, заламывая руки, писал оправдательные рапорты фюреру, настаивая на полной невиновности Геринга. Но тщетны были все его объяснения. «Грейм был зол на рейхсмаршала больше, чем обычно. Он ругал Геринга за то, что тот не остался в бункере вместе с фюрером, и был возмущен поступком рейхсмаршала 23 апреля, назвав его актом государственной измены. «Он сказал мне, – рассказывает Коллер, – что я не должен защищать и оправдывать рейхсмаршала». Но Коллер тем не менее продолжал это делать: «Я могу понять, почему он не остался в бункере. У него там нет ни единого друга. Он был там окружен врагами, которые, вместо того чтобы помочь ему, ополчились против него и люфтваффе, ополчились самым бессовестным образом за последние несколько месяцев и даже, можно сказать, за последние два года. Более того, что произошло бы с Германией, если бы все, кто должен принимать ответственные решения, заперлись бы в бункере? Не мне защищать рейхсмаршала – у меня к нему собственный счет. Он сделал мою жизнь совершенно невыносимой; он отвратительно ко мне относился, без всякой причины угрожал мне военно-полевым судом и расстрелом, он грозился расстреливать офицеров ОКВ перед строем. Но, несмотря на все это, я не могу извращать факты и не могу изменить то, что произошло 22 и 23 апреля. В любом случае рейхсмаршал не сделал ничего, что можно было бы считать государственной изменой».