Быть сестрой милосердия. Женский лик войны - Валентина Чеботарева Страница 48

Но это просто был смотр, даже было неловко. Отец Etienne попросил нас взойти на маленькое возвышение в одну ступеньку, и тут нам объясняли, кто из каких нации, и по скольку их. Он начал: «У нас есть итальянки; пусть итальянки встанут!». И так вызывались все нации; дошло и до Соединенных Штатов, и до Бразилии. Тут вставало только по одной. Для новис есть особенный сад, куда они и пошли; но прежде они остановились перед статуей Божией Матери и пели. Потом нам показали часовню для уединения. Все сестры должны это исполнять; вот в чем это состоит: целую неделю они проводят в этой церкви в молчании. Только два раза в день священник приходит их назидать. Гулять они могут, спать уходят к себе, но все эти дни постоянно молчат. Мы просили показать нам весь дом, но нам сказали, что сегодня это невозможно, так как у них большой праздник и службы.

Новис было так много, что они в церкви не помещались. Тут пришли затем и лазаристы. Их было очень много — и много молодых.

От них мы поехали в часовню лазаристов поклониться святому Винсенту. Рака с мощами расположена на большом возвышении, ступеней около 20. Он лежит под стеклом, во всем облачении; видно все очень хорошо. Я усердно помолилась ему, чтобы он нам помог; теперь он не католик, и все должны быть для него равны. У него любовь к ближнему и милосердие были развиты в высшей степени. Да помолит же он о нас Господа, как я его молила!..

Я не знаю, каковы были сестры при св. Винсенте, когда он их сам устроил и когда они носили скромное название «служанки бедных». Но теперь это — чисто произведение католичества, и такие сестры возможны только при братьях-лазаристах. Главная, основная мысль сестер — это пропаганда. Всякая более или менее видит в себе апостольское призвание.

Вот что мне сказала мать-настоятельница: «Да, мы ходим за телом, но наш первый долг — говорить о религии». У них все очень строго, хотя они произносят обет только на один год, после пяти лет de professorat (не знаю, как перевести это слово).

Что же я себе могла сказать после всего виденного и слышанного? Мне кажется, у нас все это совершенно невозможно. Наша православная церковь так строго не требует подобного всепоглощающего повиновения, да и для этого было бы необходимо католическое духовенство. И что же? Я сделалась спокойнее, хотя мне было очень грустно. Я и тут также писала всякий вечер о том, что видела и испытала в этот день. Эти записки очень подробны и позволяют мне теперь вспомнить все самое главное. Выписываю одно очень странное и прозаическое сравнение, которое мне тогда пришло в голову: «Чтоб сделать фарфор, надо необходимо иметь фарфоровую глину; а если имеется только песок, из которого можно сделать только стекло, то нечего стараться делать то, для чего нет нужных элементов…»

Однако для чего же я в Париже? Из сестры милосердия я превращаюсь в туристку и, что еще хуже, в светскую барышню! С каким я удовольствием ходила по Лувру, когда я имела руководителем Ф. М. Дмитриева; но я не удовольствовалась одним разом, и в другой раз провела там целое утро, войдя туда, когда только что открыли музей, и оставалась там до той минуты, когда нас всех, хотя очень любезно, но попросили убираться вон.

Была тоже в Люксембургском дворце, чтобы видеть картины новых современных художников, о которых много слыхала от сестры моей, которая жила некоторое время в Париже и рисовала в ателье известного живописца Делакруа.

А для светской барышни — какие красивые магазины, как в них все учтивы, приветливы, внимательны, даже тогда, когда покупаешь самые мелочи! Разумеется, для себя я ничего не покупала, но как не привезти из Парижа родным и знакомым хотя какие-нибудь безделушки!

Вот и ходишь по магазинам… Но вернусь к сестрам и госпиталям. Прямо от лазаристов мы поехали разыскивать les Petites Soeurs — и с трудом их нашли. Какое это трогательное и симпатичное заведение! Они живут как птицы небесные: Бог дал день, Бог даст и пищу! Они всякий день ходят за подаянием; им дают и старые платья, и остатки от кушаньев. Многие гостиницы, говорят, нарочно припасают для них. Они живут такими подаяниями, но видно, однако, что подаяния были очень велики. У них теперь хорошее гнездышко, свой трехэтажный дом, и у них призревается до 200 стариков и старушек; есть очень старые — 80 и даже 90 лет, все в разных платьях, какие у кого есть, или какие им дали. У них ничего нет положенного, а что Бог послал, тем они и живут. Есть у них и церковь, и при доме огород. Все чисто и опрятно, даже воздух хороший, хотя старушки и старики помещены довольно тесно. Сестры в черном, но платья сшиты или, лучше сказать, перешиты из разных старых платьев. Все сестры — из простых.

На другое утро мы с сестрой Нарышкиной (она русская, выросла в Париже и перешла в католичество) поехали в большой военный госпиталь — Val de Grace. Там 40 сестер. У них все особенное, и своя часовня, и приемная. Так как мы были с сестрой из их же общины, то нас сейчас же приняли. У них все мило, очень чисто.

Мы пошли в большую церковь, выстроенную Anne dAutriche, потом через сад — тут есть и ботанический сад — в школу вроде нашей фельдшерской.

Больных бывает больше 1000 человек, но так же, как и у нас в военных госпиталях, мало слабых. Сестры заведуют всем хозяйством, даже покупают все нужное, кроме хлеба и говядины, которые им ставят, и при приеме должны быть и доктор, и офицер; но это не всегда бывает.

Госпиталь Валь-де-Грас — французский военный госпиталь, расположенный в 5-м округе Парижа. Архитектурный ансамбль состоит из помещений бывшего монастыря, барочной церкви Валь-де-Грас и современных корпусов

Я еще в другой раз провела целый день в Val de Grace, видела весь порядок дня и много с сестрами говорила. Сестра-настоятельница, которая тогда уже вернулась, была очень приветлива и почти весь день была со мной, водила в их дортуары. Видела я сестер и во время рекреации; они занимались разными работами, и некоторые вышивали ризу очень красивую; все были очень веселы и разговорчивы, но обедом, от которого я долго отказывалась, они все-таки кормили меня отдельно, несмотря на то, что говорили мне: уважаемая мать.

Я долго была в кухне, видела весь порядок приготовления и раздачи, слышала от больных те же жалобы, что и у нас, что порция мала, что они голодны. Порции у них гораздо разнообразнее, чем у нас.

Потом пошла с сестрами в госпиталь. За главным доктором они не ходят, потому что за ним идет целая толпа и докторов, и учеников. Перевязкой тоже сестры не занимаются — это должны делать ученики, и они же должны давать лекарства. Но больше лекарства дают сестры, так как он целый день в палатах, и уходят только раза четыре или пять на молитву и обед, но и тогда остаются дежурные. Также и ночью сестры бывают в палатах поочередно. Сестры заведуют и бельем, и стиркой его.

Вот что мне рассказала старшая сестра: еще Луи Филипп хотел поместить сестер в этот госпиталь, так как тут открыли много беспорядков в продовольствии, но февральская революция этому помешала. И только при второй империи, несколько месяцев после Крымской кампании, они сюда поступили (в морских госпиталях они давно уже были). Когда они приехали, никто их не встретил, на них не глядели, и они слышали, как говорили больничным служителям: «Не надо слушать женщин»! Дошло до того, что подделали фальшивые ключи, и у них стало исчезать вино, и тогда стали говорить: «Что ж мудреного? они его пьют…».