Моряки. Очерки из жизни морского офицера 1897-1905 гг. - Гаральд Граф Страница 48

Как курьез нельзя не упомянуть, что наш консул в Сайде был настоящий немец, германский подданный, который одновременно являлся и японским консулом, то есть двух воюющих сторон. От этого ли или действительно от старости и хворости, но он так к нам на корабль и не появился, и мне пришлось несколько раз его посещать для различных справок. Очевидно, приход «Иртыша» доставлял ему много докучливых хлопот, и он все время убеждал скорее уйти.

Как ни торопил командир, но баржи с углем подвели только после полудня, и, следовательно, уход немного задержался. По местному обычаю команде помогали грузить чернокожие от фирмы, поставляющей уголь, и оттого погрузка облегчалась и шла быстро, но все же была окончена только ночью.

Вечером другой группе офицеров разрешили съехать на берег. Меня тоже отпустили, но нам удалось съехать после ужина, когда стало темно, так что, собственно, от города почти никакого впечатления не осталось. Поели мы на корабле основательно и больше есть не хотелось, гулять по плохо освещенным улицам скучно, так что ничего больше и не могли придумать, как пойти в кафе‑шантан, на набережной же. В этом примитивном заведении, кроме доброго вина, ничего хорошего не имелось, но все же играл оркестр и на сцене были какие‑то выступления.

Запомнилась красивая француженка‑шансоньетка. Скитаясь по разным портам Средиземного моря, она часто встречала русских морских офицеров Средиземноморской эскадры, которые, по ее словам, ей очень нравились. В искренность ее можно было верить, потому что русских офицеров за границей любили, во‑первых, как наиболее щедрых, а во‑вторых, веселых и добродушных. Нам она показалась красивой, да и кроме нее других женщин не было, так что все принялись ухаживать, и, не будь тут при ней какого‑то молодого человека, которого она называла братом, наверное, с ней долго бы не расстались. Но он незадолго до того, как ресторанчик закрылся, ее увел, и нам пришлось думать о новых развлечениях. К счастью, местный старожил драгоман Д. предложил нам поехать дальше, чтобы познакомиться с тем, что в Саиде было еще интересного. В сущности, там ничего интересного не было, но не возвращаться же так рано, и совершенно неизвестно, когда опять удастся побывать на берегу. Во всяком случае, хотелось использовать вечер насколько возможно. То, что показал Д., было то же самое, что можно видеть в каждом порту всего земного шара и где за деньги получают женщин и вино.

К подъему флага мы уже все стояли на своих местах, к большому удовольствию командира, который, по‑видимому, побаивался, как бы и мы тоже не оказались «нетчиками». В этот день мы могли закончить расчеты с берегом, которые главным образом производил я как ревизор, и двинуться дальше. Пришлось еще раз съездить к консулу, расплатиться за уголь, так как он же его и поставлял.

На корабле с раннего утра толкались самые разнообразные личности: торговцы страусовыми перьями, цветными шалями, драгоценными камнями, фруктами и т. п., прачки, поставщики провизии и, конечно, вездесущий Роидис. Наконец приехал лоцман. Я со всеми расплатился, и мы начали сниматься с якоря. Плыть по Суэцкому каналу было так интересно, что не хотелось уходить с верхней палубы. Отсутствием растительности, песчаной равниной и встречающимися караванами верблюдов берега напоминали о близости пустыни.

Шмидт решил покинуть «Иртыш» в Суэце, чтобы продлить с нами прощание, тем более что пароход на Константинополь уходил только через несколько дней. Ему тоже было тяжело расставаться с нами. Прощались тепло и сердечно, и, так как кают‑компания сдружилась и сжилась, было, как всегда в таких случаях, грустно, точно теряли члена родной семьи. Вечер провели вместе за бокалами вина, вспоминая прожитое и не заглядывая в будущее, которое казалось полным неизвестности и предвещало много опасностей.

На следующее утро «Иртыш» пришел в Суэц, и после прощального обеда, на котором присутствовал и командир, все вышли на палубу проводить Шмидта. Команду поставили во фронт, и Шмидт сказал ей несколько слов, затем началось расставание с нами. Стало так тяжело, в горле появились спазмы, и было совсем недалеко до слез. Шмидт спустился в катер, а «Иртыш» снялся с якоря. Когда дали ход машинам, матросы закричали «ура» и офицеры замахали фуражками. Расстояние все увеличивалось, и наконец виднелся только катер, который все еще ждал, пока «Иртыш» скроется. Так мы и расстались с лейтенантом Шмидтом, чтобы больше уже никогда не увидеться. Но услышать о нем пришлось много.