Эмир Кустурица. Автобиография - Эмир Кустурица Страница 48

Я немного оторопел, но эта неожиданная ситуация мне понравилась. Нужно было выбрать шесть цифр для моего номера. Я некоторое время смотрел на бесконечные колонки с цифрами и в итоге закрыл глаза:

— 212–262! — быстро произнес я.

Черногорец подвел итог:

— Продано! Отныне это твой номер телефона, теперь поставь маленький автограф в договоре.

Этот черногорец расхваливал мое смелое публичное заявление, вобравшее в себя все то, что мой отец высказывал, находясь подшофе, бессонными ночами в течение последних двадцати лет.

* * *

После моего триумфа в Венеции Мурат больше не брал с собой в ночные загулы парня того же роста, что и я. Он значительно сократил количество спиртного из-за страха перед инфарктом. Обычно днем он обходил все сараевские кафе, упоминая своего сына по любому поводу, но чаще всего по политическому. Отец гордо спрашивал у своих собеседников:

— Читал в сегодняшнем «Нине», как мой сын их всех вздул?

На самом деле я воплотил в жизнь все его мечты о свободе.

Он был счастлив видеть, что я никому не делаю поблажек. С каждым днем Мурат все больше выглядел как человек, довольный жизнью, осознающий, что он полностью выполнил свой долг. Иногда, с аппетитом поглощая ягненка и запивая его белым вином, разбавленным сельтерской водой, когда во время важной беседы о нашем будущем дискуссия заходила в тупик и никто больше не находил решений, которые могли бы приблизить нас к лучшей жизни, отец небрежно бросал:

— Друзья мои, почитайте интервью Эмира в «Нине»! Там все сказано.

Таким образом он подтверждал мои слова, подразумевая, что за ними стоит он сам. Еще важнее было то, что своим поведением Мурат признавал, что все наши конфликты отцов и детей давно остались в прошлом, а он получил право открыто плевать на всех, включая главу Центрального комитета Боснии и Герцеговины.

Это означало, что он достиг Олимпа своей социальной жизни.

* * *

Уже в ту пору почти вся ответственность главы семьи легла на мои плечи. Мурат прятался от моих друзей, когда напивался в городе, и если в одном из кафе Сараева он встречал Сидрана, то возвращался домой в компании писателя перед самым рассветом. Сидран и мои родители жили в соседних подъездах, и, перед тем как отправиться по своим квартирам, отец говорил ему:

— Не поддавайся искушению! Не говори Эмиру, что мы сегодня пили!

Основной проблемой Мурата была его склонность к полноте. Он садился на диету, которая приводила к скромным результатам. Иногда он принимался ограничивать себя в еде, но стоило мне отправиться в поездки, связанные с показами «Папы в командировке», как он снова расслаблялся и моментально набирал четыре-пять килограммов. Вспомнив о моем скором возвращении, он звонил Майе, к примеру, в пятницу:

— Майя, напомни мне — когда приезжает мучитель?

— В следующий четверг.

— Ого! Значит, с понедельника мне снова придется сесть на диету.

От удовольствий уик-энда он не отказался бы ни за что на свете. Его не останавливал даже страх перед тем, что его снова будет отчитывать мучитель, в данном случае я, за избыточный вес и беспечное отношение к своему больному сердцу, которое в любой момент могло не выдержать.

— Все, сажусь на диету с понедельника по четверг. Ты даже не представляешь, — говорил он Майе, — какое это наслаждение — лакомиться ягненком с белым вином, разбавленным сельтерской водой прямо из сифона!

* * *

Во время знойных летних месяцев мой отец оставался в Сараеве и наслаждался одиночеством, пока Сенка загорала и купалась на Макарской Ривьере. В течение всей второй половины июля и до начала августа совершенно пустой Сараево превращался в красивый город.

Мой отец приобрел новую привычку: приходить к нам после обеда на сиесту. Ему нравились дома австро-венгерской эпохи, поскольку за счет высоких потолков в них не нужны были кондиционеры. Однако он быстро понял недостатки подобных визитов: если он спал как ангел, то просыпался голодным как волк.

«Значит, сначала надо поесть, а уже потом — на боковую», — решил он, сидя за своим рабочим столом и глядя, как за окном мимо здания Исполнительного совета пробегают по сверкающим рельсам трамваи чешского производства. Он радовался предстоящему дню. Итак, завтра после работы, в предвкушении вкусного обеда, он пройдет по прохладной тени здания Исполнительного совета и через Марьин двор дойдет до Кварнера. Дальше ему придется идти по залитому солнцем парку. Разумеется, там не будет тени от зданий, но можно потерпеть, когда знаешь, что в конце прогулки тебя ждет вознаграждение, — при таком раскладе можно выдержать все, даже палящее сараевское солнце.

* * *

Мурат твердо решил встать завтра утром пораньше, чтобы приготовить себе обед и отнести его в квартиру в доме номер 14 на улице Сеноина. И лишь после этого он отправится на работу. Он заранее потирал руки, предвкушая этот день, когда он сможет совместить два своих любимых занятия: сладкий послеобеденный сон и предшествующее ему небольшое пиршество. Это будет панированный эскалоп, поскольку ему следовало соблюдать диету.

* * *

Мисо Мандич, отец Майи, работал в Судебном департаменте, расположенном в сотне метров от улицы Сеноина. Специализируясь на рассмотрении гражданских дел, он поставил себе целью принимать решение по тридцати делам в месяц. Обычно он рассматривал все дела в течение первой недели, так что у него оставалось много свободного времени. Чаще всего он приходил проведать свою дочь, но также любил побеседовать со мной. Следуя сараевскому выражению, он «оттачивал мой взгляд на историю». С наступлением лета он продолжал приходить в нашу квартиру, несмотря на то что с первых дней июня мы уезжали в Високо, в наш загородный дом. У Мисо была странная привычка: поздоровавшись с соседями, он первым делом направлялся к холодильнику. В большинстве случаев из чистого любопытства. Часто он наполнял наш холодильник лакомствами, которые закупал в боснийских провинциях, куда отправлялся с инспекционными проверками. Вероятно, это был рефлекс бывшего заключенного «Голи-Оток», испытывавшего страх перед голодом.

* * *

Поднявшись рано утром, Мурат Кустурица принялся скрупулезно выполнять предварительно намеченный план. Он обвалял в сухарях эскалоп, нарезал в миску салат, накрыл обе емкости прозрачной пленкой и отправился в путь на улицу Сеноина. Солнце только начало подниматься, когда он вошел в нашу квартиру и выложил эскалоп с салатом в холодильник. Придя в офис, он констатировал, что ожидается один из тех июльских дней, когда в секретариате Министерства информации Республики Босния и Герцеговина заняться особенно нечем. Большинство его коллег уже отправились в отпуска. Несколько раз Мурат Кустурица с удовольствием думал об ожидавшем его эскалопе и о последующей чудесной сиесте, которая продлится не меньше двух часов в прохладной квартире с высокими австро-венгерскими потолками.

* * *