Карл Великий. Основатель империи Каролингов - Гарольд Лэмб Страница 48

По самой реке герцог Герольд с баварами повел флотилию из небольших суденышек, груженных провиантом. Там, где река Инн впадает в Дунай, это стройное войско сделало привал на три дня, чтобы пропеть литании, прося Господа помочь «сохранить армию и покарать аваров».

Потом они спустились по широкой реке через лесную чащу, за которой простирались долины аваров. Дорог не было, и они продвигались по тропам вдоль реки, а флотилия Герольда поддерживала связь с обоими берегами. Франки в деревнях находили только отдельных жителей и собак. Сжигая деревни и убивая тех, кого находили в лесных зарослях, они все быстрее продвигались вдоль реки.

Казалось, что весь скот и лошади исчезли с горных пастбищ. Прошли осенние дожди, им попалась на глаза путаница следов, однако ничто в них не указывало на присутствие языческих всадников. Шарлемань вспомнил, как он передвигался колонной по безлюдному на первый взгляд Ронсевальскому ущелью, где Гильом Тулузский отметил эту необитаемость как плохой признак.

Там, где отроги Винервальда спускаются к реке (недалеко от современной Вены), верховые услышали звуки рога. Впереди сквозь лесную чащу с криками пробивались люди – лангобарды Эрика и короля Пипина.

Эти сторонники с некоторой опаской приветствовали войско франков. Здесь они обнаружили завалы из срубленных деревьев и канавы на глинистых откосах. Вокруг стоял ужасный запах мочи животных; у аваров здесь была стоянка, но потом они ушли на восток со своими стадами.

Франки продолжили преследование вниз по реке, проезжая через брошенные поселения. Они миновали большое озеро с пустыми лодками. Наступили октябрьские холода. Авары по-прежнему ускользали от франков.

На реке Рааб Шарлемань разбил лагерь в густом тумане. Лангобарды, участвовавшие в сражении, захватили пленных и немало трофеев. Удача, похоже, сопутствовала им, поскольку в лагере франков среди лошадей стала распространяться эпидемия (возможно, они отравились местными растениями). С каждым днем число павших лошадей все увеличивалось, пока в строю не осталась лишь десятая их часть.

С началом зимы, лишившись большей части своих лошадей, Шарлемань отдал приказ возвращаться. Часть войска двинулась на юг, остальные пошли на север через Богемию. Люди вернулись живыми и здоровыми и, как говорят хроники, «благодарили Бога за великую победу».

Но это не считалось победой. Орда язычников ушла со своими стадами на восточные равнины, где в укрытии находилось Кольцо с нетронутыми сокровищами. Шарлеманю это золото было необходимо.

Кое-что он все-таки сделал: король совершил поход в страну аваров, и никто не посмел бросить ему вызов. Его христианская армия развеяла старый страх перед язычниками и покончила с легендой об их силе и могуществе.

«Привет тебе, моя любовь, – писал он Фастраде с дороги. – Благодарение Богу, я жив и здоров. И у меня радостные вести от моего горячо любимого сына Пипина, который захватил трофеи и пленных у гуннов, бежавших в страхе при его появлении. Сейчас мы поем торжественную литанию, благодаря за свое благополучное возвращение. Наши священники просят нас соблюдать в это время пост и не употреблять в пищу ни вина, ни мяса. Все мы даем пожертвования серебряными шиллингами или пенни, кто чем может. Каждый священник, хорошо зная свой псалтырь, пропел 50 псалмов. Потом они, босоногие, прошли в религиозной процессии.

Теперь я хочу, чтобы ты посоветовалась дома с духовными лицами и сделала то же самое. Однако береги себя и не переусердствуй, делай, как позволяют тебе твои слабые силенки. Меня беспокоит, что я не получил от тебя ни одного письма. Пожалуйста, дай мне знать, как ты поживаешь, и расскажи все, что считаешь нужным».

Он если и не любил свою королеву, то все еще был привязан к ней. Несомненно, он нуждался в новостях из дворца в Ратисбоне. Из письма Шарлеманя ясно следует, что среди тех, кто возвращается вместе с ним по древней римской пограничной дороге, немало больных. Лишившись большей части лошадей, его вассалы были вынуждены взвалить на плечи свои не слишком тяжелые тюки и тащиться через скованные морозом равнины.

С неба не падали ни дождь, ни снег, животных в лесу тоже не было видно – все они подались к далекой воде. Засуха продолжалась. Дым от горящего подлеска застилал дорогу, и по ночам на окружающих холмах виднелся отсвет пожаров.

У ворот Ратисбона Фастрада сухо приветствовала Шарлеманя, говоря, что прибытие его горбатого сына ко двору послужило дурным предзнаменованием. Горбун вел себя подобно троллю, скрываясь у реки и общаясь с ночными ворами. А полуязыческие бавары приносили в жертву рабов, чтобы окропить человеческой кровью свои высохшие поля, засеянные рожью и ячменем.

Вслед за этим Шарлемань узнал, что во время его отъезда в страну аваров на Пиренеи обрушилась беда. Людовик, старательный болезненный мальчик, встретился с ним лицом к лицу вместе с вельможами Аквитании. По приказу короля они совершили марш на восток, а когда ему не понадобилась их помощь, он велел им ждать его возвращения в Ратисбоне. Они рассказали ему о кровопролитии и грабежах на юге Аквитании.

В Пиренейской марке десятилетний мир между Шарлеманем и Абдаррахманом закончился; великий эмир Кордовы умер, а его преемник призвал мавров к священной войне. Когда Шарлемань отправился на восток, мусульмане перешли Пиренеи и двинулись к Нарбону, опустошая все на своем пути, грабя церкви и уводя в рабство жителей деревень.

Доблестный Гильом Тулузский занял позицию перед Нарбоном во главе войска, состоявшего из стариков, юнцов и крестьян, вооруженных косами. Такие пешие бойцы не могли устоять против мусульманской конницы. Затем Гильом какое-то время защищал стены Нарбона, и вновь его сторонники были разбиты. В третий раз он стоял перед воротами Каркасона, и на этот раз, благодаря своей доблести и героизму, он убил командующего мусульманами и обратил в бегство захватчиков. И вместе с тем Аквитания оплакивала своих мертвых в то время, как армия по велению короля бездействовала в Ратисбоне.

Шарлемань принял на себя ответственность за это новое несчастье.

– Вина моя, и никого другого не следует обвинять, – объявил он и отпустил аквитанцев, чтобы они быстро возвратились на свою разоренную границу.

Его ошибка перечеркнула работу Гильома, прочно стоявшего на испанской стороне Пиренейской стены, а теперь вынужденного отойти к реке Гаронне и своему родному городу Тулузе. Шарлемань прославлял мужество этого человека, в одиночку заставившего отступить захватчиков.

Кроме того, когда Шарлемань той ночью, ложась спать, снял меч с золотой рукоятью, он никогда больше не надевал его снова, чтобы командовать войсками. После того как тысячи христиан погибли из-за его ошибки, он навсегда передал командование мастерам ведения войны, доблестному Гильому, умелому Эрику и дальновидному Герольду.

В ту ночь он долго не мог заснуть. Горела свеча, и он перелистывал страницы книги проповедей Алкуина, скользя пальцем по строкам молитвы. Он тосковал по Алкуину, который находился далеко от него, в Британии.

В эту ночь предостереженный Шарлемань не спал, ожидая звона колокола, который объявит ему часы перед обедней. В середине зимы светало поздно. По своим песочным часам он не мог определить, сколько часов прошло, когда вдруг услышал смех и суету женщин в передней.