Врата огня - Стивен Прессфилд Страница 48

После двух коротких реплик выяснилось, что Александр в одиннадцатом часу пытался убедить Петуха взять обратно свой отказ и принять оказанную ему городом честь. Ему это не удалось, но тем не менее он не предпринял против илота никаких действий.

Это явная и недвусмысленная измена, объявил Полиник. И все же сам он лично не хотел бы позора для сына Олимпия и даже для меня, оруженосца Диэнека. Пусть все здесь и закончится.

– Удалитесь, благородные мужи. Оставьте этого илота и его сопляка мне.

Тогда заговорил Диэнек. Он выразил благодарность Полинику за милосердное предложение. Однако в предложении Всадника остается скользкий аспект полуоправдания. Давайте оставим это так, но полностью очистим имя Алек­сандра. Нельзя ли ему, попросил Диэнек, сказать несколько слов в пользу этого молодого человека?

Старший по сисситии Медон согласился, и Равные при соединились к нему. Диэнек сказал:

– Все вы, благородные мужи, знаете мои чувства к Алек­сандру. Всем вам известно, что я обучал и воспитывал его с самого детства. Он мне как сын, он мой друг. Но я защи­щаю его не из этих моих чувств. Лучше, друзья, обдумайте следующее. В эту ночь Александр пытался сделать то же самое, что и его отец после Энофиты, то есть неофициально, доводами и убеждениями, из дружеских чувств повлиять на этого юношу Дектона, прозванного Петухом. Чтобы смяг­чить злобу, питаемую им к спартанцам, которые, по его мнению, поработили его народ, и склонить к великому делу Лакедемона. В своих попытках Александр ни этой ночью, ни когда-либо не стремился добиться выгоды для себя. Что хорошего могло выйти из облачения этого предателя в алый спартанский плащ? Александр пекся лишь о род­ном городе, стремясь направить на благо Спарты явное му­жество этого молодого человека, незаконнорождённого сына героя-спартиата – моего шурина Идотихида. По сути дела, вместе с Александром вы можете обвинить и меня, так как я не раз вел себя с этим юношей, Петухом, как со своим незаконнорожденным племянником.

– Да,– быстро вставил Полиник,– в шутку и в на­смешку.

– Мы не шутим здесь сегодня, Полиник.

Послышался шорох листвы, и вдруг, к изумлению всех собравшихся, на бойне показалась госпожа Арета. Я заметил пару амбарных мальчишек, шмыгнувших в темноту. Ясно, эти шпионы видели всю сцену в скорлупе у Петуха и тут же побежали доложить госпоже.

Теперь вперед вышла она сама – в простом пеплосе, с распущенными волосами, несомненно, только что оторванная от вечерней колыбельной. Равные расступились перед ней, растерявшись от неожиданности.

– Что это? – презрительно спросила она.– Смертный суд под дубами? Какой достойный вердикт выносите вы сегодня, храбрые воины? Убить девушку или перерезать горло ребенку?

Диэнек, как и прочие, хотел утихомирить ее разглаголь­ствованиями о том, что, мол, женщине нечего тут делать, чтобы она немедля удалилась и что они ничего не станут слушать. Арета, однако, не обратила на эти слова ни малейшего внимания, а без колебаний подошла к молодой Гар­монии, схватила сына Петуха и прижала к себе.

– Вы говорите, мне тут нечего делать. Напротив,– объявила она Равным,– я могу предложить самую уместную помощь. Видите? Я могу задрать подбородок этого малыша, чтобы было легче его зарезать. Кто из вас, сыны Геракла, будет резать ему горло? Ты, Полиник? Или ты, мой муж?

Последовали новые возмущенные возгласы. Мужчины настаивали, чтобы женщина ушла. Диэнек тоже выразил это желание в самых сильных выражениях. Но Арета не шелохнулась.

– Если бы ставкой была только жизнь этого молодого человека, – она указала на Петуха,– я бы послушалась мужа и вас, Равные, без колебаний. Но кого еще вы, герои, приговариваете к смерти? Его единокровных братьев? Дядек, двоюродных братьев, их жен и детей, всех невинных и все имущество, в котором город отчаянно нуждается в этот час опасности?

Опять послышалось, что эти вопросы, мол, не касаются женщины.

Кулачный боец Актеон прямо обратился к ней:

– Как бы мы ни уважали тебя, госпожа, мы не можем не видеть, что ты стремишься лишь защитить род своего досточтимого брата,– он указал на вопящего младенца,­ пусть даже этот род представлен обычными ублюдками.

– Мой брат уже достиг неувядаемой славы,– с жаром ответила госпожа,– и этого более чем достаточно, чтобы вам ответить. Нет, я просто ищу справедливости. Ребенок, которого вы готовы убить, вовсе не отпрыск этого мальчишки Петуха.

Данное заявление показалось в высшей степени абсурд­ным.

– А чей же он? – нетерпеливо спросил Актеон.

Госпожа на мгновение заколебалась и ответила: – Моего мужа.

Эти слова были встречены недоверчивым фырканьем:

– Правда – это бессмертная богиня, госпожа,– суро­во проговорил Медон, старший по сисситии.– Нужно набраться мудрости и дважды подумать, прежде чем позо­рить ее.

– Если не верите, спросите мать ребенка.

Равные отнеслись к возмутительным заявлениям госпо­жи с явным недоверием. Тем не менее все взгляды обра­тились к бедной молодой женщине, Гармонии.

– Это мой ребенок,– страстно вмешался Петух,– и больше ничей.

– Пусть скажет мать,– оборвала его Арета и обрати­лась к Гармонии: – Чей это сын?

Несчастная девушка испуганно забормотала что-то. Арета держала младенца перед Равными.

– Пусть все видят: ребенок хорошо сложен, крепок членами и голосом, в нем таится живость, ведущая к силе в юности и к доблести в зрелости. Она повернулась к девушке.

– Скажи этим людям. Мой муж ложился с тобой? Этот ребенок его?

Нет… да… я не…

– Говори!

– Госпожа, ты запугиваешь девушку. – Говори!

– Он от твоего мужа,– пробормотала девушка и разразилась рыданиями.

– Она лжет! – крикнул Петух, за что тут же получил жестокий удар; из разбитого носа хлынула кровь.

– Конечно, она не призналась бы тебе, своему мужу, ­обратилась госпожа к Петуху.– Ни одна женщина не призналась бы. Но это не меняет дела.

Полиник указал на Петуха.

– Единственный раз в жизни этот негодяй говорит правду. Он родил этого щенка!

Полиника яростно поддержали остальные. Медон обратился к Арете:

– Я бы лучше пошел с голыми руками против львицы в ее логово, чем столкнуться с твоим гневом, госпожа. Я не могу не одобрить твоих мотивов. Как жена и мать, ты стре­мишься спасти жизнь невинному. Тем не менее мы знаем твоего мужа с тех самых пор, как сам он был таким же младенцем. Никто в городе не превзойдет его честью и верностью Мы не раз были с ним в походах, когда он имел возможность, богатую и соблазнительную возможность проявить неверность. И ни разу он не поколебался.

Все страстно подтвердили его слова.