Занимательные истории об истории - Юрий Сокольский Страница 48

Среди заповедей, которые Бог изрек Моисею на горе Синайской, под № 6 значится «Не убий». Иисус Христос эту заповедь поставил на первое место.

Современные историки, которые проповедуют принцип «шерше ла фам!» (ищите женщину!), полагают, что запрет на убийство родился в начале человеческой цивилизации. Наши далекие предки мужского пола вступали друг с другом в смертельные схватки за обладание женщиной. Женщина доставалась сильнейшему, и так осуществлялся естественный отбор.

Развитие цивилизации привело к появлению орудий — сначала каменных, потом металлических. Теперь мужчины дрались друг с другом не кулаками, а с помощью, например, топоров. Искусством изготовлять топоры и искусством ими пользоваться владели, как правило, разные люди. Роду, племени, общине гораздо важнее были умельцы, изготавливавшие орудия, поэтому и появился запрет на убийство человека человеком.

Но тот же библейский герой Моисей и убивал. Однажды он заметил, что один из его людей в субботу не отдыхал (как предписывала религия), а работал. Моисей велел забить ослушника камнями насмерть. Дело тут не в том, что виновный работал, а в том, что он нарушил закон. Чтобы держать людей в страхе и повиновении, Моисей сознательно пошел на богопротивное дело — на убийство человека. Казнь стала называться высшей мерой наказания.

Известно множество способов осуществления высшей меры. Иисуса Христа, как описано в Евангелии, распяли на кресте. Это была мучительная казнь, ибо человек умирал не сразу; Иисус оставался на кресте живым 3 часа. Распятие в Древнем Риме было обычным видом казни. По приказу Марка Красса, разгромившего восстание Спартака, 6 000 пленных были распяты по дороге от Капуи до Рима.

Римский владыка Сулла, желая избавиться от своих врагов, поддерживавших свергнутого им Мария, велел опубликовать списки сторонников Мария и пообещал за их головы солидное денежное вознаграждение. М. М. Зощенко ярко описывает, что было потом.

«Убийцы ежечасно входили в дом Суллы, неся в руках отрубленные головы.

— Сюда, что ли? С головой-то… — говорил убийца, робко стуча в дверь.

Господин Сулла, сидя в кресле в легкой своей тунике и в сандалиях на босу ногу, напевая легкомысленные песенки, просматривал списки осужденных, делая там пометы и птички на полях.

Раб почтительно докладывал:

— Там опять явились… с головой… Принимать, что ли?

— Зови.

Входит убийца, бережно держа в руках драгоценную ношу.

— Позволь! — говорит Сулла. — Ты чего принес? Это что?

— Обыкновенно-с… Голова.

— Сам вижу, что голова. Да какая это голова? Ты что мне тычешь?

— Обыкновенная голова… Как велели приказать…

— Велели… Да этой головы у меня и в списках-то нет. Чья это голова?

— Извиняюсь, не на того, наверное, напоролся. Бывают, конечно, ошибки, ежели спешка. Возьмите тогда вот эту голову. Вот эта головка без сомнения правильная. Она у меня взята у одного сенатора.

— Ну, вот это другое дело, — говорит Сулла, ставя в списках галочку против имени сенатора. — Дайте ему двенадцать тысяч… Клади свою голову. А эту забирай к черту! Ишь, зря отрезал у кого-то».

Отделение туловища от головы требует сноровки, и вскоре появилась особая профессия — палач. Палач виртуозно владел большим и острым топором и лихо отсекал не только голову, но и другие части тела. В средние века была такая процедура — четвертование. Палач отрубал осужденному поочередно руки, ноги, голову. Профессия палача была почетной и доходной, но сами палачи носили колпак, чтобы их не знали в лицо. Однако они, конечно, были известны. Однажды, когда по приказу кардинала Ришелье предстояла казнь маркиза де Шале, друзья маркиза задержали палача, думая, что тем самым сорвут казнь. Кардинал назначил палачами двух преступников, обещая сохранить им жизнь. Те, не имея нужного опыта, отрубили голову бедному маркизу только с 29-го удара.