Ибсен. Путь художника - Бьерн Хеммер Страница 47

Юлиан относит себя к числу тех, кто страдает под гнетом Галилеянина, ибо стремится к свободной и радостной жизни. Именно эту жизнь он хочет защитить — как человек и как кесарь. Он постоянно сталкивается лицом к лицу с непостижимой метафизической силой, которая угрожает его личной свободе. К концу жизни и Юлиан, и Максим соглашаются, что всем управляет мировая воля. Ибсен говорил, что, пока он работал над образом Юлиана и описывал его судьбу, он и сам в какой-то мере превращался в фаталиста.

Ибсен — двуликий Янус

В «Кесаре и Галилеянине» наиболее отчетливо проявилась двуликость, или двойственность, Ибсена. С одной стороны, в этой драме проступают тенденции, свойственные его раннему творчеству, когда он понимал призвание человека в романтическом и метафизическом духе. С другой стороны, в этой драме присутствуют характерные черты последующего реалистического периода, когда в центре внимания Ибсена неизменно оказывалась тема освобождения индивида. В «Кесаре и Галилеянине» повествуется о переломной исторической эпохе и о бунте выдающейся личности. Работая с фактами жизни реального Юлиана, Ибсен был вынужден изображать христианство в триумфальном свете. Юлиан пытался повернуть время вспять, возвратиться в эпоху языческих культов, а язычество следовало трактовать как заблуждение. Таковы были факты истории, с которыми Ибсен должен был считаться.

Перед ним стояла настоящая дилемма. Он сочувствовал бунтарю Юлиану, однако осуждал ограниченность, присущую обеим сторонам конфликта. Односторонняя ограниченность есть признак непонимания диалектического характера процесса исторического развития. Можно сказать, что пьеса Ибсена явилась предостережением для его современников и знаменовала собой попытку мыслить «позитивно». Именно в этой пьесе исторический материал приобрел не только символическое значение, но и дидактический смысл.

В любом случае Ибсен указывает на наличие «третьего пути», что, в свою очередь, перекликается с диалектической мыслью Хеббеля. Обе противоборствующие стороны в чем-то правы, поэтому не стоит игнорировать историческую и культурную роль христианства, пытавшегося пустить корни в старой почве. «Виноградная лоза должна произрастать как в прежнем, так и в новом царстве». Именно эту утопию и стремится Максим внушить Юлиану, но она остается всего лишь утопией. Исторические условия, позволяющие осуществить ее, не созданы. Максим понимает это в самом финале драмы. Он вынужден согласиться со своими оппонентами — христианами, что Юлиан оказался слепым орудием высшей, непостижимой воли. Вероотступник, содеявший кощунство, он использовал свою иллюзорную свободу во благо той силе, которую мечтал победить. Так, пребывая в заблуждении и слепоте, он послужил исторической необходимости.

В этой грандиозной драме Ибсен вновь возвращается к теме трагического бунта одиночки, к теме непостижимой могучей энергии, которая таится в индивидах, осознающих свое избранничество.

Юлиану суждено было стать Отступником, и в какой-то мере его судьба подобна судьбе ярла Скуле. Оба этих персонажа изображены «пасынками Бога». А под Богом Ибсен понимает ту силу, которая определяет ход истории. Таким образом, вполне возможно, что драма «Кесарь и Галилеянин» выражает взгляды Ибсена на роль аутсайдера в историческом и культурном процессе.