Битва за Кавказ - Анатолий Корольченко Страница 47

Сказал он это с таким пафосом, что, нарушая ритуал служебного совещания, ему зааплодировали.

Гость долго рассказывал о Кавказе, о его богатствах и возможностях. Он объявил, что перед войной Кавказ давал Советской России почти девяносто процентов всей нефти и нефтепродуктов. Здесь добывалось более половины от всей добычи природных газов. Не забыл он упомянуть и о Грозном с его заводами по выработке лучшего в мире бензина, и об Осетии с её цинковыми рудниками, и о неисчислимых запасах редкого молибдена в Кабардино-Балкарии.

Он называл ещё многие города и районы, которые вызывали интерес рейха.

— Руководство такой большой по территории области со многими живущими в ней народностями потребует ввести строгий оккупационный режим. На первой его стадии придётся иметь во многих местах сильные маневренные гарнизоны, способные подавить волнение или беспорядок. Когда же наступит относительное спокойствие, будут предприняты чрезвычайные, но необходимые меры. Эти меры заключаются в полном уничтожении горцев.

В зале послышался шум: генералы и офицеры заёрзали.

— Да, господа, я не оговорился, — после паузы продолжил гость. — Хочу пояснить мысль. Взять хотя бы Чечено-Ингушетию с городом Грозный. Горского населения здесь не так уж много, и десяток наших зондеркоманд смогут справиться с очищением территории от диких горцев за весьма короткий срок. Я имею в виду уничтожение мужского населения. Для оставшейся же части туземцев имеются превосходные природные условия: тихие и глубокие ущелья, где поневоле женщины и дети будут обречены. Так что не потребуется ни лагерей, ни спецавтомобилей с газовыми камерами. Дети, старики, женщины будут согнаны в эти глухие места и останутся там навечно.

Почему мы намерены так поступить? Потому что это единственный путь очищения жизненного пространства от туземного, отставшего в своём развитии населения. Вспомните пахаря! Он безжалостно уничтожает на поле дикую траву, сорняк. Точно так же поступаем и мы. Уничтожая варваров двадцатого века, мы даём возможность процветать цивилизованному народу, представителем которого является прежде всего германская нация. Люди гор не способны ни к самостоятельному управлению, ни к разумной деятельности. Они могут только потреблять жизненные ресурсы и на этой основе рождать себе подобных...

Оратор сделал паузу, отпил из стакана, и тут его взгляд упал на Макензена.

— То, что я сообщил, это, так сказать, недалёкое будущее. Сейчас же нам целесообразно установить прочную связь с народами Кавказа на основе их веры — мусульманства. Это тот путь, который позволит закрепиться нашему влиянию. Должен заметить, что в этом направлении нами достигнут уже некоторый успех. Часть туземного населения склонилась в нашу сторону, и в её лиде мы приобрели союзников. Но союзники эти, естественно, останутся ими лишь на необходимый для нас срок. Борясь с варварством, мы не можем идти к цели рука об руку с ними. Всему своё время, господа. Пример тому нам даёт уважаемый генерал Макензен. Он, как известно, признал мусульманскую веру, стал посещать мечеть, однако это сейчас отнюдь не впадает в противоречие с проводимой нами политикой. Ведь провозгласил же себя «великим имамом» наш любимый фюрер. Его даже нарекли мусульманским именем Гейдар...

В это мгновение дверь в зал широко распахнулась — появился адъютант Клейста.

— Господин генерал! Над городом советская авиация!

В подтверждение сказанного в зал ворвался надрывистый рёв сирены. Рёв не успел стихнуть, как донёсся нарастающий гул самолёта.

Клейст поспешно встал.

— Господа! Воздушная тревога!

Рядом со зданием громыхнуло с такой силой, что рамы на окнах распахнулись, зазвенели стёкла, кто-то вскрикнул. Не ожидая команды, опрокидывая стулья и отталкивая друг друга, все бросились к выходу...

Как ни старалось немецкое командование сохранить совещание в тайне, подпольщики Пятигорска узнали о нём прежде, чем оно началось. Не теряя времени, они сообщили по радио командованию Северной группы.

— Такой момент упускать нельзя, — отметил генерал Масленников. — Непременно нужно ударить по этому сборищу.

Связавшись с командующим 4-й воздушной армией генералом Науменко, он потребовал нанести по «Бристолю» бомбовый удар.

Попасть в здание непросто, тем более когда с земли по самолёту бьют зенитные орудия, пулемёты. Подобная задача требует ювелирной работы опытного мастера.

— Пошлём Боронина, — решил генерал.

Среди лётчиков воздушной армии майор Боронин был одним из самых опытных. Первые боевые вылеты он совершил во время финской кампании, когда бомбил вражеские укрепления на Карельском перешейке. Там он был удостоен первого ордена. Затем воевал на Южном фронте, под Ростовом. Там тоже отличился и был представлен к высшей награде — ордену Ленина.

Теперь же Иван Константинович командовал эскадрильей пикирующих бомбардировщиков. На его счету было около ста пятидесяти боевых вылетов. А на счету эскадрильи числилось более сотни уничтоженных вражеских танков, около тысячи автомашин, не один десяток железнодорожных эшелонов...

Ивана Константиновича вызвали в штаб.

— В Пятигорске бывали?

— После финской там отдыхал. Прекрасное место!

— А гостиницу «Бристоль» знаете?

— Не только знаю, но и бывал в ней.

— Вот и хорошо. Сейчас в той гостинице Клейст проводит совещание. Собрано всё начальство. Это сборище нужно уничтожить.

— Я готов, — понял майор. — Когда прикажете вылетать?

— Немедленно. Ваш самолёт уже готовят.

У «пешки» Боронина, как лётчики называли пикирующий бомбардировщик ПЕ-2, уже хлопотали техники и вооруженцы. Самолёт мог поднять около четырёх тонн бомб, и к нему подвешивали самые большие.

— Ох, и гостинец же для кого-то!..

Вторым пилотом летел лейтенант Глухов. Он уже занял своё место.

— Ну, Боронин, ни пуха тебе ни пера, — пожелали провожавшие.

— К чёрту!

Натужно ревя моторами, самолёт после долгой пробежки оторвался от земли. Лётчик наметил маршрут с заходом к городу с востока. Так было безопасней. Миновав Терек, самолёт взял курс над пустынными землями левобережья.

День выдался ясный, солнечный, на небе ни облачка. По голым жёлтым пескам вместе с самолётом скользила тень. В том, что здание гостиницы в скопище домов города он найдёт, лётчик не сомневался. Он даже мысленно представлял, как оно выглядит с высоты. Волновало другое: лишь бы мессершмиты не перехватили его. От этого ожидания время тянулось тягуче медленно.

Наконец вдали обозначился угольчатый силуэт Бештау с его пятью вершинами. А немного погодя затемнел персидской шапкой Машук. На южном склоне горы россыпь санаторных зданий. Серебрится извилистый Подкумок.

Боронин всматривается в дома города. Вот перехватило лощину белое здание академической галереи... А вот и беседка Эоловой арфы... «Бристоль»!