Жена башмачника - Адриана Триджиани Страница 47

– Мое прошлое не так уж отличается от вашего, синьора, – напомнил Чиро.

Карла пропустила это замечание мимо ушей.

– Монахини сделали для тебя много хорошего.

– У меня и родители были, синьора. – Чиро отложил вилку и салфетку и отставил поднос в сторону.

– Но ты был так мал, когда они тебя покинули. – Карла налила себе чашку кофе.

Ее слова задели Чиро.

– Даже не думайте, синьора, что нас с братом не любили. Уверен, нам досталась двойная порция любви.

– Я не имела в виду…

– Конечно же нет, – оборвал ее Чиро.

В мастерскую вошел Ремо.

Чиро относился к синьоре с уважением, но без особой теплоты. Слишком явная любовь синьоры к деньгам отталкивала его. Для Карлы те, у кого имелись деньги, были лучше тех, у кого их не имелось. С мужем она обращалась как со слугой, покрикивая на него и мало в чем советуясь. Чиро пообещал себе, что никогда не свяжется с женщиной, характером схожей с Карлой Дзанетти. И хозяйка сварливая, и характер так себе. «Трудный клиент», как здесь говорили.

Ночами он порой думал о том, чтобы бросить обувную лавку Дзанетти и попытать счастья с дорожной артелью на Среднем Западе. Или отправиться к югу в угольные шахты. Но мысли эти были не всерьез.

За минувшие месяцы с ним кое-что случилось – и такого он совсем не ожидал.

Чиро влюбился в сапожное ремесло. Ремо оказался не только хорошим мастером, но и отличным учителем. И очень быстро Чиро обнаружил, что наслаждается сапожной арифметикой, что ему нравится прикасаться к коже и замше, нравится чувствовать машину и нравится радость покупателя от того, что ботинки сидят как влитые – впервые в жизни. Чиро ценил мастерство как таковое. Это кропотливое занятие – соединять лоскуты кожи в идеальные ботинки – наполнило жизнь Чиро смыслом. Ремо наблюдал, как расцветает ремесленный талант Чиро, вооруженный техникой, которую сам Ремо перенял у старого мастера в Риме. Чиро с жадностью впитывал все, что Ремо знал, а на этих знаниях основывались уже его собственные озарения и идеи. Современные машины развивались, появлялись новые технологии, которые двигали вперед обувное дело, бросали вызов мастеру. Чиро нравилось быть частью этого процесса.

Но у их дела имелись две стороны: ремесло, за которое отвечал Ремо, и бизнес, который крепко держала в своих руках Карла. Синьора Дзанетти куда менее мужа была склонна делиться с Чиро тонкостями ведения дела. Вот интересно, думал Чиро, это ее врожденное чувство конкуренции или природная скрытность? В любом случае Карла явно утаивала от Чиро важное. Тем не менее, наблюдая за ней, Чиро поднабрался ее приемов в торговле, освоил бухгалтерские азы, даже понял, как вести дела с банком. Эта итальянка знала, как делать американские деньги. И едва только Чиро почувствовал уверенность в своих силах, как страстно захотел отнести в банк собственную зеленую сумку.

Думая о деньгах, он отвлекся. Металлический резец рассек руку.

Чиро вскрикнул, глядя на рану, откуда хлестала кровь. Карла кинулась за чистой тканью.

– Что случилось?! – всполошился Ремо, вскакивая.

Чиро обернул ладонь чистым полотенцем, пытаясь остановить кровь.

– Дай мне взглянуть! – потребовала Карла. Она взяла руку Чиро, развернула плотно замотанную ткань. Из глубокой раны по-прежнему сочилась кровь, сверху болтался лоскут голубоватой кожи. – Так, едем в госпиталь!

– Синьора, я должен закончить эти ботинки! – сказал Чиро, но его голос дрогнул от боли.

– Ботинки подождут! Я не хочу, чтобы ты потерял руку из-за гангрены! Быстро! Ремо! Лови извозчика!

Энца открыла глаза. В комнате сильно пахло аммиаком.

Впервые с тех пор, как она покинула Гавр, комната не вращалась. Энце больше не казалось, что тело падает в бесконечную пропасть. В голове по-прежнему пульсировала боль, перед глазами все было как в тумане, но мучительное ощущение постоянного движения исчезло. Она не помнила, как ее везли с корабля в больницу Святого Винсента. Не помнила поездку по американской земле в карете «скорой помощи». Не видела ни цветущих деревьев, ни ящиков с желтыми ноготками на окнах.

Энца попыталась сесть, но острая боль буквально пронзила голову.

– Папа? – вскрикнула она.

Тоненькая юная монахиня в темно-синем одеянии уложила Энцу назад на подушки.

– Вашего отца здесь нет, – сказала она по-английски.

Энца заплакала, она не поняла ни слова.

– Подождите. Давайте я позову сестру Джозефину. Она говорит по-итальянски. Не шевелитесь! – Монахиня схватила карту Энцы и поспешила к выходу.

Энца осторожно повернула голову.

Ее дорожное платье было аккуратно сложено на стуле. Она оглядела свою белую больничную рубашку. В руку была воткнута игла, закрепленная с помощью бинта, от иглы к стеклянному сосуду, наполненному жидкостью, вела трубка. В том месте, где игла входила в вену, слегка саднило. Энца облизнула пересохшие губы. Дотянулась до стакана с водой, стоявшего на маленьком столике, и осушила его одним долгим глотком. Жажда сделалась лишь нестерпимей.

Дверь распахнулась, и вошла вторая монахиня.

– Ciao, синьорина, – сказала сестра Джозефина и продолжила на итальянском: – Я из Авелино на Средиземном море.

У сестры Джозефины было круглое лицо, золотистая кожа и прямой, крупный нос. Она поставила себе стул рядом с кроватью, наполнила стакан и поднесла к губам Энцы.

– Я из Скильпарио, это в горах над Бергамо, – хрипло сказала девушка.

– Мне знакомы те края. Вы проделали долгий путь. Как вы попали сюда?

– Мы плыли на «Рошамбо» из Гавра, из Франции. Вы не поможете мне отыскать моего отца?

Монахиня кивнула, с видимым облегчением убедившись, что пациентка в ясном сознании.

– Нам дадут знать, когда он пройдет контроль на острове Эллис. И ему сообщили, что вас нужно искать в больнице Святого Винсента.

– Но он совсем не говорит по-английски. Мы собирались в дороге учить английский язык, но я заболела.

– На Манхэттене немало людей, которые говорят по-итальянски.

– Но что, если он не найдет никого из них? – Энца начала паниковать.

На лице сестры Джозефины отразилось удивление, что дочь печется об отце, как о малом ребенке. Но Энца знала, что после смерти Стеллы Марко стал совсем другим человеком. Говоря откровенно, в их семье никто уже не был прежним после этой потери. Энца сомневалась, что они решились бы отправиться в Америку, будь Стелла жива. Она не смогла бы объяснить сестре Джозефине, какие потери заставили их составить этот рискованный план, объяснить, насколько все стало шатким после внезапной смерти Стеллы и как отчаянно она хотела помочь своей семье выстроить новую, безопасную жизнь.

– Ваш отец найдет дорогу к вам, – заверила сестра Джозефина.