Из ада в рай и обратно. Еврейский вопрос по Ленину, Сталину и Солженицыну - Аркадий Ваксберг Страница 47

– Нет, нет! Это все слухи, чепуха. Его жена умерла. Аллилуева. Она русская. Человеку 62 года. Он был женат. Сейчас нет»[45].

Даже в мирное время Сталин, как, наверно, глава любого, особенно крупного, государства, не мог обойтись без разведки. В годы войны пользование ее услугами стало просто жизненно необходимым. Нужно отдать должное тем службам, которые создали и направляли действия советской агентуры за рубежом: она работала первоклассно и снабдила Кремль ценнейшей, притом – точнейшей, информацией. Об этом очень много написано на разных языках мира.

Но нам важно отметить одну особенность этой уникальной, безупречно работавшей, шпионской сети: вся она, за ничтожным исключением (а практически – без всяких исключений), состояла из евреев или опиралась на них. Работали советские агенты не за страх, а за совесть, руководствуясь единственно своими убеждениями, – верностью коммунистической идее. Это подтверждается тем несомненным фактом, что даже крупнейшие агенты – перебежчики и невозвращенцы, сбежавшие от Сталина, которого они считали изменником делу революции, извратившим ее священные идеалы, оказавшись на Западе, не выдали ни одного из своих коллег и не нанесли никакого ущерба советской агентуре: Лейба Фельдбин (по другим сведениям Фельбинг; известен на Западе как «генерал Александр Орлов»), Игнатий Рейсс (Порецкий), Вальтер Кривицкий (Самуил Гинзбург). Двое последних были уничтожены убийцами, которых подослал Сталин, а первый выжил, благодаря своему высокому искусству конспирации, едва сводил концы с концами, но так и не раскрыл американцам хорошо известную ему «кембриджскую пятерку» (тоже состоявшую из евреев, как и бежавший впоследствии в СССР знаменитый итальянский физик-атомщик Бруно Понтекорво) – едва ли не главный тогда источник, информировавший советскую разведку о разработке атомного проекта.

Основной костяк агентуры, рискуя жизнью, успешно работал в годы войны, снабжая Сталина информацией, которой поистине не было цены. Получавший в Швейцарии материалы из ближайшего гитлеровского окружения «Шандор Рудольфи», или «Дора», был венгерским евреем Александром Радо. В единой связке с ним находились немецкие евреи: Рахель Дубендорфер («Девчушка»), Рудольф Ресслер и Кристиан Шнайдер. В Бельгии, сотрудничая с «Красной капеллой», блестяще работали на Кремль польские евреи Леопольд Треппер и его жена Любовь Бройдо. Другим членом «Красной капеллы» был прославленный «Кент» – русский еврей Анатолий Гуревич. Еще один русский еврей – Лев Маневич, посылал важнейшую информацию из Италии. Самой удачливой шпионкой за всю историю мировой разведки называли «Соню» – немецкую ерейку Рут Вернер, работавшую на пару со своим братом Юргеном Кучинским (впоследствии стал академиком в коммунистической Германии). В Соединенных Штатах добыче атомных секретов способствовали Григорий Хейфец, Лиза Горская-Зарубина (Розенцвейг) и другие «подобные». Виднейшими деятелями советской разведки были тогда: Янкель Черняк (Герой России, удостоившийся награды за несколько дней до смерти в феврале 1995 года в возрасте 86 лет), Симон Кремер, Борух Рыбкин, Мария Фортус, Раиса Соболь (Азарх), Гилель Кац, Вера Аккерман, Давид Ками, Исидор и Флора Шпрингер, Мира и Герш Сокол, Юлиус и Этель Розенберги, Клаус Фукс, Дэвид Гринглас, Гарри Голд, Яков Голос, Арнольд Дейч, Питер Смоллет (Смолка) и еще множество (именно множество!) других из того же ряда.

Вся эта огромная армия разведчиков-евреев рисковала жизнью, не зная, что в Советском Союзе, которому они так верно служили, уже пришла в движение и раскручивается с каждым днем антисемитская кампания, а страдания евреев под пятой оккупантов используются как карта в большой политической игре[46]. Зато Сталин хорошо знал, каким роковым «недостатком» обладают почти все его осведомители. Не боясь ошибиться, можно сказать, что он глубоко страдал, сознавая свою зависимость от разведчиков-евреев, тем более что почти все они были завербованы, когда во главе советской внешней разведки стояли Меер Трилиссер, Абрам Слуцкий и Сергей Шпигельглас[47], которых Сталин уже успел объявить предателями и расстрелять. Правительственный и партийный аппарат он мог произвольно тасовать, как карточную колоду, но заменить одного разведчика, уже обросшего необходимыми связями и внедренного в соответствующие структуры, на другого, более ему симпатичного, – этого он позволить себе не мог. Ограничение в свободе действий не могло его не уязвлять. И, расточая похвалы своим важнейшим агентам, он никому из них не доверял. Это видно уже из того, что Сталин не внял сообщению немца Рихарда Зорге[48], заранее назвавшего точный день, когда гитлеровцы нападут на Советский Союз: ведь Зорге был завербован евреем («изменником») Соломоном Урицким, который, по мнению Сталина, был («не мог не быть») английским шпионом…

Это не помешало кремлевскому диктатору высоко отозваться о тех, кого он вынужден был терпеть, поскольку их ценнейшую информацию он не мог получить ни от кого другого. «Что касается моих информаторов, – писал Сталин Рузвельту в своем секретном послании от 7 апреля 1945 года, за несколько дней до смерти американского президента, – то, уверяю Вас, это очень честные и скромные люди, которые выполняют свои обязанности аккуратно ‹…› Эти люди многократно проверены нами на деле ‹…› Я имел возможность неоднократно убедиться в аккуратности и осведомленности советских информаторов»[49].

После войны «честные и скромные, аккуратные и осведомленные» Александр Радо, Леопольд Треппер, Анатолий Гуревич и другие асы разведки за свои успехи испили до дна чашу Гулага: всем им, среди прочего, вменялись в вину «сионизм» и «еврейское засилье» среди их сотрудников[50].

В то время, как еврейские агенты советской разведки самоотверженно работали, способствуя победе над гитлеровской Германией, в Советском Союзе с молниеносной быстротой по всей стране распространился слух о том, что евреи уклоняются от участия в боевых действиях, что они ничем не помогают стране в то время, когда стоит вопрос о самом ее существовании, и что все они отсиживаются в тылу («Иван воюет в окопе, Абрам торгует в горкоопе», – с горькой иронией воспроизводил эти слухи в своих стихах поэт-фронтовик Борис Слуцкий).

Символическим местом, где евреи «отсиживались», считался город Ташкент, столица Узбекистана, давно уже вошедший в сознание советских граждан как «город хлебный», то есть сытый, благополучный, полный чуть ли не дармовых вожделенных фруктов, которых и в мирное-то время не хватало жителям собственно России. В годы войны само название этого города, весьма удаленного от фронта, теплого и благоустроенного, не нуждавшегося в затемнении для спасения от бомбардировок, полного не только хлебом, но персиками и яблоками, дынями и арбузами, вызывало вполне естественную зависть у огромной массы людей, жестоко страдавших даже в тылу – на Урале или в Сибири.

Что касается Ташкента как реального города, а не символа, то он действительно принял на себя немалую часть эвакуированных граждан самых разных национальностей, но лишь пять процентов эвакуировавшихся на Восток евреев осели в этом городе и его пригородах. Зато это были очень известные в стране люди из мира науки, культуры, искусства. Они-то и создавали впечатление у обработанной пропагандой массы, будто все евреи переместились в Ташкент[51]. На самом деле главная их часть обосновалась в городах и поселках как раз Урала и Западной Сибири", деля с местными жителями все тяготы военного лихолетья.