Тайны седого Урала - Лев Сонин Страница 46

А ситуация тогда на Урале складывалась непростая.

Так, в расследовании находилось дело Льва Шокурова, сына кунгурского воеводы, которому казна выдала в 1715 году на медеплавильное производство 1100 рублей. Шокуров умудрился на эти деньги получить всего 45 пудов меди. Стоимость этих пудов — даже по самой высокой рыночной тогдашней цене — дотягивала только до 350 рублей. На что пошли другие деньги? Дорасследованием этого, ряда других подобных случаев, разбором споров казны с местными частными заводовладельцами и должен был заниматься Татищев.

Вроде бы — «разделение труда». Тем не менее инструкции Берг-коллегии Татищеву и Блиеру (а таких было несколько) советовали им «дружественное соединение», а «дела разбирать и указы по оным чинить… с общего совету». И следует сразу же сказать, что между пятидесятилетним Блиером и тридцатичетырехлетним Татищевым установились отношения взаимного уважения с первых же дней их совместной деятельности.

По прибытии на Урал Блиер и Татищев застали на Кунгурском, Алапаевском и Каменском заводах удручающую картину развала производства и неспособности тамошней администрации его наладить. Не лучшая картина предстала и на Уктусском заводе. Главнейшим недостатком здесь было то, что место для завода было выбрано неудачно — на маловодной речушке, которая могла приводить в движение только два молота из шести, установленных на заводе, да и то «с немалым простоем». Плотину на речке прорвало. Шиловские рудники, снабжавшие завод рудой, были запущены и достаточного объема руды не давали, хотя она и была здесь высокого качества.

В этих условиях, когда из-за преступной халатности или злостного противодействия местных управителей и добыча руд, и выпуск металла заводами были смехотворно малы, на первый план (как и предполагал искушенный Брюс) выдвигалась необходимость решительного переустройства дел.

А это уже была стихия Татищева.

И тут-то сказались со всей силой его административный талант, неуемная энергия и непоказная глубокая преданность интересам Отечества. Но здесь, кажется, мы имеем тот случай, когда лучше всего говорить цифрами. Приведем некоторые из них. Только некоторые. Потому что о деяниях Татищева к нашему времени написано немало, и здесь уместен лишь определенный и ограниченный отбор сведений и фактов.

Прибыл Татищев на Урал летом 1720 года. А уже весной 1721-го в Москву был отправлен караван металлов, выплавленных на Уктусском, Алапаевском, Каменском заводах. Меди в том караване плыло 707 пудов, железа 42 429 пудов — почти вдвое больше, чем ежегодно отправлялось до них. От реализации только железа казна получила прибыли около 4000 рублей. И весь прибыток — в основном за счет лучшего ведения хозяйства.

Застали здесь Блиер и Татищев рудосыскное и рудокопное дело в «допотопном» состоянии. Поиск новых руд велся хоть и способными людьми, но самоучками, не знавшими всех видов полезных руд, признаков для их отыскания. Не было карт местности, что не позволяло оценить возможности и целесообразности разработки найденных залежей. И, конечно, остро сказывалось отсутствие надлежащей дорожной сети.

Блиер и Татищев с самого начала решили поставить поиск и разработку руд на современную основу. Для этого необходимо было обучить кадры поисковиков, снабдить их соответствующими инструкциями, «посадить» поисковые работы на надежную топографическую основу, пробить хотя бы главные дороги для организации новых рудников и заводов, перевозки добытых на этих рудниках руд к местам их переработки…

В то время с посланцами Берг-коллегии прибыла на Урал пятерка штатных рудоискателей — Федор Комаров, Степан Костылев, Никон Шаламов, Лаврентий Зуев, Прокопий Сталов. Хорошей оплатой за розыск руд в кратчайшие сроки удалось собрать вокруг этих «штатных» сотрудников «актив» из местных рудознатцев. Очень важным для успеха поисков явилось то обстоятельство, что работать на казну стали не только охотники из русских поселенцев (Федор Мальцев, например), но и исконные уральские жители — татарин Боляк Русаев, вогул Савин и другие, хорошо знающие здешние края.

Чтобы оценить эффективность разработки «новообретенных мест», составить точное представление об их расположении, многих других нуждах, обязательны точные топографические карты. Поэтому естественной стала организация собственной «топографической службы». Отечественных специалистов для этого на Урале тогда практически не было. И Татищев добивается у правительства разрешения использовать на «межевых» работах грамотных пленных шведов. Их ставят во главе формируемых «межевых» партий и отправляют составлять планы заводов, месторождений — Арамильских, Уктусских, Исетских, пробивать дороги — от Уктуса к Чусовой, от Уктуса к Ирбиту, на север, на юг…

Энергично организованный розыск руд уже в первый год пребывания Татищева и Блиера на Урале позволил выявить много новых и оценить «доброту» старых, уже известных рудных мест в верховьях реки Исети, вблизи Уктусского завода, в местах, расположенных в естественном географическом центре, примерно равноудаленном от других казенных заводов на Урале.

Самое время здесь упомянуть об одной важной черте характера Татищева, черте, которая до самой смерти не давала ему, блистательно талантливому, умному, образованному деятелю и толковому исполнителю, оставаться в нормальных отношениях со своими руководителями.

Наверное, как и всегда на Руси, все беды, что с ним приключались, коренились именно в его уме и талантливости.

Как у нас часто случалось (и случается поныне), власти предержащие, давая какое-либо поручение, работу представляли только в общем виде. Ну, построить завод, к примеру. Многие же «мелочи» они просто не брали во внимание, те мелочи, из которых, собственно, и состоит сам процесс строительства. Ни степень обученности работников, ни наличие достаточного числа женщин (скажем, для заведения новых семей), ни качество питьевой воды их не интересовало. А сколько подобных вопросов вставало перед руководителями строек тогда на Урале…

Добросовестный, дотошный Татищев умел не просто постигать самую суть поручаемого ему дела. Он вникал в него до самой малой детальки. И конечно, приходилось часто натыкаться на массу непродуманностей, неувязок и — разрубать все эти «гордиевы узлы». В общем, это — обязательная черта хорошего, инициативного руководителя и исполнителя. За что и ценили Татищева. Но «наверху» всех бы устроило, коли б он на этом и останавливался. Нет, он от деталей снова возвращался к общему замыслу и смыслу поручения. И тут, естественно, иногда находил ошибки и в стратегии замысла. И имел смелость говорить об этом самым высокопоставленным лицам. А это часто ими воспринималось как оскорбление в лучших чувствах. Что, мол, он понимает, этот капитанишко, в государственных материях?! И слали ему строгие отписки, смысл которых сводился к одному — знай свой шесток!

А капитан Татищев очень даже понимал государственный интерес. Так, поездив по Уралу, он понял, что управлять казенными и прочими заводами из Кунгура неудобно. Едва прибыв в Уктус в самый канун нового 1721 года, он определил, что где-то здесь и стоит разместить центр по управлению горнорудным Уралом. Однако то место, где расположился завод и поселок при нем, Татищеву показалось мало пригодным. Он решает — надо приискать другую площадку для нового города и завода. И находит ее невдалеке, в верховьях реки Исети. О том и написал в Берг-коллегию. Чем показал: чего-то вы недодумали в расположении завода! Капитан принялся учить генералов! А ведь они указали в инструкциях границы его прав!