Кавказская война. В 5 томах. Том 4. Турецкая война 1828-1829гг. - Василий Потто Страница 46

Утром 17 августа, когда отряд князя Бековича делал привал, и солдаты варили кашу, князь с небольшим конвоем поехал вперед и, поднявшись на дальние высоты, осматривал окрестность. Вдруг показался всадник в армянской одежде, скакавший во весь опор, не разбирая дороги. Не было сомнения, что это один из тех, которые бежали из армянского табора. Доскакав до Бековича, гонец соскочил с усталого коня и, задыхаясь, стал говорить, что турки сейчас собираются уходить в Арзерум и понуждают армян как можно скорее запрягать арбы и собираться в путь, что те пока еще медлят, но что если русский отряд опоздает на час-другой, то возвратить их будет уже невозможно, так как в нескольких верстах от их бивуака начинаются горные ущелья, где на каждом шагу турки могут упорно обороняться. Князь Бекович приказал ударить подъем. Он уже знал из слов армянина, что в распоряжении мушского паши находилась тысяча отборных курдов и до трех тысяч турецкой конницы, задержанной им из числа бежавшей из-под Ахалциха. Русский отряд пошел форсированным маршем и часов в десять утра увидел турецкие войска, поднимавшиеся с бивуака. Появление его было до того внезапно, что растерявшиеся турки бросили весь армянский обоз, уже совершенно готовый в путь, и искали спасения в стенах Ардаганской крепости.

Первая половина предприятия была, таким образом, исполнена; оставалась другая, труднейшая,– отступление отряда, обремененного теперь громадным караваном переселенцев. Не могло быть и сомнения, что турки скоро опомнятся и что тогда князю Бековичу трудно будет защитить обоз, который неминуемо должен был растянуться на несколько верст, особенно в местах гористых и тесных. Князь увидел необходимость пропустить жителей вперед и потом так или иначе завлечь неприятеля в дело, чтобы одним ударом отбить у него охоту к преследованию. Пехоте и артиллерии приказано было устроить засаду на той дороге, по которой пойдет обоз, а коннице идти позади, чтобы первой принять на себя удар неприятеля.

Барабан пробил отступление, и обозы длинной цепью потянулись мимо русских войск. Но дело замедлилось; ленивые буйволы, едва переставляя ноги, тихо тащили тяжелые арбы, доверху нагроможденные всякой домашней рухлядью и даже досками и бревнами. Большая часть взрослых переселенцев шла пешком около своих возов; на лошадях, коровах и ослах, в перекидных корзинах сидели по двое и более малюток, ежеминутно рискуя упасть и разбиться. Проходя мимо войск, мужчины снимали папахи и кланялись, женщины крестились, и всякий по-своему старался выразить благодарность.

Но вот позади обоза вдруг грянул выстрел, за ним другой, и загорелась перестрелка. То казаки схватились уже с турецкой конницей. В обозе общее довольство моментально уступило место новым ощущениям. Страх и смятение овладели армянами. Мужчины спешили угонять далее от неприятеля скот, другие торопились с арбами, большинство в страхе не знало что делать, и лишь немногие взялись за оружие. Несчастные армянки, подхватив детей, бежали, сами не зная куда, иные столбенели от ужаса, падали на колени и молились. “Я видел,– рассказывает один очевидец,– молодую женщину, которая в немом отчаянии, ломая руки, смотрела на жавшихся к ней малюток, не решаясь, которого из них спасать, и слезы ручьями бежали по ее лицу”.

Конная армянская дружина, состоявшая всего из семидесяти человек, находилась ближе всех к неприятелю. Пропустив обозы, она начала уже отступление, как вдруг масса турецкой конницы нахлынула на нее со стороны Ардагана. Армяне не устояли и были опрокинуты; казачьи сотни, подоспевшие на помощь, остановили было на несколько минут стремительное нападение, но, в свою очередь, смятые, стали подаваться назад и обнажили хвост обоза, не успевший еще подойти к тому месту, где стояли батальоны. Тогда часть турецкой конницы ударила на задние повозки, и пока одни рубились с казаками, другие безнаказанно предались грабежу и убийствам. К счастью, жители, покинув арбы, бежали, и жертвой турецкой ярости сделались только два старика и одна женщина.

Князь Бекович не рассчитывал на такой быстрый и стремительный удар неприятеля. Егерям некогда уже было думать о засаде, и они бегом бросились на помощь к казакам. К несчастью, они не могли стрелять, потому что выстрелы повредили бы переселенцам. “Не бойтесь, не бойтесь!” – кричали перепуганным армянам солдаты и бежали навстречу неприятелю. В душе каждого зарождалось особое чувство сострадания к беспомощным, готовность пожертвовать за них даже самой жизнью. В кавказских солдатах, при данных обстоятельствах, не могло не заговорить и чувство самолюбия, требовавшее отстоять, во что бы то ни стало, тех, кто беззаветно поручал себя их защите. Появление егерей было как нельзя более кстати. Напрасно турки пытались сопротивляться – штыки опрокидывали все, и скоро бегство неприятеля сделалось общим. Расчет князя Бековича в конце концов казался верен. Посланные вдогонку, казаки видели, как неприятельская конница скакала мимо Ардагана и, выбираясь на Арзерумскую дорогу, скрывалась в ущелье. Обратный путь отряда был обеспечен.

Разбросанные трупы одни оставались немыми свидетелями поражения неприятеля; пленных турок не было вовсе, потому что ожесточенные солдаты никому из них не давали пощады. Среди покинутых тел казаки нашли живым одного только курда, да и тот был жестоко изранен. От него узнали, что в деле участвовала курдская конница и что турки, деморализованные уже раньше, неохотно шедшие в битву, оставлены были в резерве. Они бросились было грабить обозы тогда, когда курды сломили казаков, но при появлении пехоты первые покинули поле сражения. Курды держались до конца, зато одних старшин их, более или менее знатного рода, погибло в бою шестнадцать человек; убит был и сын мушского паши, вместе с его прекрасной гнедой лошадью, которая славилась во всем Курдистане и едва ли уступала в знаменитости своему хозяину. Все показывало, действительно, что нападавшая кавалерия была составлена из отборных всадников; между отбитыми лошадьми не было ни одной, которая ценилась бы менее пятисот рублей на русские деньги; уборы, по красоте и ценности, соответствовали коням.

Урон с русской стороны был также значителен; почти четвертая часть конницы выбыла из строя, армяне считали пятнадцать, казаки сорок человек убитыми и ранеными.

Когда окончился бой, переселенцы были уже далеко. Страх подгонял их, и несмотря на тяжесть возов, на лень буйволов, на множество скота, путавшегося среди повозок, и на все препятствия, встречавшиеся в пути, они шли так скоро, что отряд догнал их уже на привале. Здесь нужно было дождаться прибытия еще нескольких деревень, следовавших по другим ущельям и также просивших покровительства. С разных сторон до самого вечера тянулись к отряду тяжелые обозы и сливались в один. Солнце село уже, когда барабан пробил наконец подъем. Казаки пошли в авангарде. Князь Бекович уже садился на коня, как вдруг прискакало несколько старшин татарских деревень все с той же просьбой. Князь предложил им догнать отряд на ночлеге, но они отвечали, что не решатся тронуться с места, если русские не дождутся их здесь. “Нас разграбят,– говорили они,– тотчас, как вы уйдете. Нечего делать, надо было приказать арьергарду остановиться и исполнить их желание. Когда татары присоединились к отряду, была уже темная ночь, и тысячи бивуачных огней мерцали сквозь мглу темной августовской ночи.