Чапаев - Павел Аптекарь Страница 46

Для боя это только толпа совершенно не готовых людей со всеми ее недостатками. Нужно еще 2–3 месяца усиленной полевой работы со взводами и ротами, чтобы эти части были готовы для боя. Я обошел все части сзади; все лучшее поставлено в головы колонн, а в середине и в хвостах стоят какие-то михрютки, одетые в только что выданную им и плохо пригнанную одежду; снаряжение нацеплено кое-как, без всякой пригонки — доказательство отсутствия внутреннего порядка и работы взводных командиров», — писал Будберг. От строевого командира, которым долго был генерал, не укрылась и печальная дисциплинарная практика: офицеры били по лицу солдат, плохо выполнявших строевые приемы. Если такое было возможно на параде в присутствии высшего командования, то можно себе представить, что творилось в казармах и на учениях и к каким последствиям приводило на поле боя.

Будберга и других опытных генералов беспокоили и настроения Ставки, которая, несмотря на неудачи, продолжала настаивать на продолжении активных действий на вятском направлении, что вело к увеличению разрыва между Сибирской и Западной армиями и возрастанию угрозы ее окружения и разгрома. «Наступление красных обозначилось уже определенно по двум направлениям: вдоль Самаро-Златоустовской железной дороги и вразрез между Сибирской и Западной армиями. Ставка не понимает положения и позволяет Сибирской армии наступать на глазовском направлении. Одна лошадь в паре пятится назад, другая прет вперед. Направление вразрез армий ничем не прикрыто, и по мере передвижения сибиряков вперед их положение становится все опаснее. Таким образом, вся судьба Зауральской кампании висит на двух кучах совершенно не готового к бою сырья, без артиллерии, без средств связи, не обстрелянного, не умеющего маневрировать; я не видел войск группы Каппеля, но и без того понимаю, что за несколько зимних сибирских месяцев и при условиях современной стоянки было абсолютно невозможно сформировать годные для боя части. Как подкрепление успеха такие части могли еще пригодиться, но, вдвинутые в расшатанный и катящийся назад фронт Западной армии, они не в состоянии помочь делу».

Не получив разрешения на глубокий отход, командование Западной армии попыталось остановить противника на берегу реки Ик. 25-й дивизии предстояла еще одна сложная переправа с боем. 223-й полк 13 мая вошел в Новосулли и Старосулли, а на другой день после штыковой атаки занял село Усман-Ташлы. Командиры полков и бригад действовали по примеру начдива, личным примером поднимая цепи красноармейцев в атаку и поддерживая их боевой дух. Когда массированный огонь неприятеля вынудил 223-й полк залечь в поле под селом Суккулово, на место боя немедленно прибыли комбриг Федор Потапов и командир артдивизиона Павлинов. Они организовали поддержку пехоты артиллерией и пулеметами, подавившими пулеметы белых. Красноармейские цепи смогли приблизиться к позициям белых на дистанцию гранатного броска, а затем дружно атаковали окопы противника. Бой в селе продолжался шесть часов. Пленные рассказали, что их 15-й полк 4-й Уфимской дивизии понес значительные потери и отступил к Нижне-Троицкому заводу. Участник боев красноармеец Петр Евлампиев вспоминал: «Когда наконец все стихло, из домов стали выглядывать, а потом и выходить на улицу местные жители. Они приветливо улыбались, подходили к нашим бойцам, затевали разговор. Крестьяне проявили доброе гостеприимство: накормили чапаевцев, предоставили лучшие помещения для отдыха, помогли похоронить погибших товарищей». Картина кажется идиллической, но после длительного боя, который, без сомнения, нанес значительный ущерб хозяйствам местных жителей, последние стремились продемонстрировать свою лояльность новой власти.

Тем временем замыслы операций Восточного фронта резко изменились из-за ротации руководства. 10 мая бывший генерал Александр Самойло заменил бывшего полковника Сергея Каменева на посту командующего фронтом. Согласно его плану направление главного удара фронта менялось с северо-восточного на северное, ключевым направлением вместо уфимского становилось мензелинское. Самойло вывел 5-ю армию из состава Южной группы и переподчинил Тухачевского себе. Раздосадованный таким поворотом событий Фрунзе телеграфировал в штаб фронта:

«Должен откровенно сознаться, что директивой и запиской я сбит с толку и поставлен в самое неопределенное положение. Я имел честь несколько раз обращаться к командованию фронта с вопросами, касающимися дальнейших операций, и просил не оставлять меня в неведении относительно решений, к которым склоняется командование. Указывая на необходимость удара на север частью сил Южной группы, я одновременно обращал внимание фронта на необходимость надежного обеспечения этой операции со стороны Уфы, откуда, несомненно, противник должен был пытаться нанести нам контрудар. В связи и в соответствии с этим должен был разрешаться, на мой взгляд, и вопрос о расчленении Южной группы…

К сожалению, ваша директива предписала совершенно другое, причем я глубоко не согласен и с основной идеей нанесения удара на север от Бугульмы, ибо уверен, что он в лучшем случае даст лишь отход противника, а не его уничтожение. Удар должен быть нанесен глубже с тем, чтобы отрезать противнику пути отхода на восток. В настоящее же время вы мне предоставили уфимское направление и лишили одновременно всех средств его обеспечения. Неправильность этого решения сейчас же и привела к тому, что вслед за директивой последовала ваша записка, ее фактически отменившая… Я глубоко не согласен с тем, что вы отдаете распоряжения, не только касающиеся армий, но даже дивизий и отдельных бригад. Новая обстановка и новые задания, поставленные вашей запиской, заставляют меня вновь ставить вопрос о формах существования группы и об ее направлениях. Мне представляются два выхода: оставление у меня всех прежних сил, впредь до завершения задачи разгрома противника на путях к Уфе и к прочному обеспечению себя от ударов оттуда, либо отнятие всего этого направления… Если бы вы не нашли возможным согласиться с этим, то я, во всяком случае, настаиваю на выделении из состава 5-й армии 2-й и 25-й дивизий и передаче их мне. Свое теперешнее положение считаю ложным и вредным для дела. Руководство операциями на Уфу должно быть обязательно объединено, в противном случае создается неизбежная двойственность и замедление самих действий. Она уже создается, ибо связь с 5-й армией приходится держать через вас».

Фрунзе не сумел убедить командующего фронтом в необходимости нанести глубокий удар 5-й армией в тыл белой Сибирской армии и одновременно с наступлением Южной группы на Белебей и Уфу завершить уничтожение неприятеля южнее Камы. Однако он сумел добиться пересмотра директивы от 10 мая. Фрунзе вернули 25-ю и 2-ю стрелковые дивизии. Число бригад, действовавших на главном, уфимском, направлении выросло с семи до двенадцати. Командующий Южной группой настоял также на отсрочке наступления 5-й армии на Мензелинск до завершения Белебейской операции.

Чапаев тоже настаивал на энергичных действиях, безостановочном преследовании и быстром разгроме противостоявших его дивизии белых частей. 13 мая он отдал приказ: «Комбригу-74 немедленно, не считаясь ни с какими трудностями, стремительным натиском отбросить противника, который слабыми частями прикрывает путь отступления своих войск. Во время движения 74-й кавалерийский дивизион, не жалея ни себя, ни лошадей, должен пробраться хребтами гор, расстреливая с тыла и фланга задерживающего противника. Около д. Тумбарла-Потаповка у противника два шестидюймовых орудия и два трехдюймовых, которые приказываю во что бы то ни стало захватить». Насчет шестидюймовых орудий Чапаев ошибался: в этом районе арьергарды белых такими мощными артсистемами не располагали, самым крупным калибром у них были 48-линейные (122-миллиметровые) гаубицы и 42-линейные (107-миллиметровые) пушки. Тем не менее приказ Чапаева ярко отражает его решимость покончить с сопротивлением неприятеля.