Стрельцов. Человек без локтей - Александр Нилин Страница 46

В мае сборная, как у нас водилось, выступила против немцев из ГДР под маркой сборной Москвы. Из четырех мячей три забил Эдуард.

Восемнадцатого мая против англичан он сыграл, в общем-то, в полсилы, не выделялся, но и сомневаться не позволил, что находится в наилучшей форме — просто был в тот день не в ударе. Команду выручил — после первого тайма проигрывали 0:1 — Валентин Иванов. Забил англичанам на семьдесят восьмой минуте — на той же, по многозначительному совпадению, что и год назад Эдик, когда спасал от поражения в игре против румын.

Через неделю, а уж если быть точным — сейчас понятным станет, зачем — 24 мая, провели спарринг с поляками.

Стрельцов с послематчевого банкета — от греха подальше — уехал вместе с заводскими руководителями. Руководители считали, что он направится домой. Он и направился, но только потому, что дама, которой позвонил с предложением тотчас же встретиться, ответила отказом, сославшись на поздний час.

Дама, проявившая похвальное (или роковое для дальнейшей судьбы Эдика?) благоразумие, восхищалась Стрельцовым как футболистом. Но этим не ограничилась и, узнав телефон любимого игрока, позвонила ему зимой пятьдесят восьмого года. Недели две они перезванивались — девушка закончила университет, вышла, пока училась, замуж за студента, родила от него ребенка, затем с мужем развелась и работала в книжном магазине, продолжая увлекаться футболом. Очное знакомство произошло на стадионе «Торпедо» — она ждала Эдика после тренировки. Перед тем как встретиться у девушки дома, они гуляли по аллеям Центрального парка имени Горького, а после интимного свидания проехали на футбол — вторая сборная СССР играла с «Локомотивом». Дома у новой знакомой Стрельцов бывал уже не впервые — она знакомила его со своими друзьями по МГУ, которым футболист очень понравился, хотя после публикации фельетона Нариньяни они посчитали своим долгом дать ему несколько нравоучительных советов, на что трезвый Эдуард не обиделся. А в дальнейшем приходил в гости с бывшими футболистами «Торпедо» Тарасовым и Чайко, и водил девушку к одноклубнику Лехе Островскому.

Конечно, многое, если не все, в нашей жизни предопределено.

Ну ведь вот могла же девушка, судя по всему, благоволившая Эдуарду, встретиться с ним, ушедшим вовремя с банкета в гостинице «Ленинградская», и на следующий день после примерки костюмов он бы и не захотел ехать ни на какой пикник с коллегами-спартаковцами, а вернулся бы к даме, которая вдруг бы и предложила какую-нибудь культурную программу…

А Борис Татушин, ночевавший после все того же банкета со своей женщиной Инной на квартире у Караханова, чьим родителям принадлежала дача, где и совершилось грехопадение, повлиявшее на будущее отечественного футбола, вполне бы мог отправиться за город и без Эдика.

Но игроки сборной СССР встретились утром на примерке костюмов, которые им пошили для поездки в Швецию в ателье на проспекте Мира.

Кто проводил дни отдыха в прежних футбольных компаниях — а попасть в них мог и человек из публики (при единственном условии: соответствовать заведенным на все двадцать четыре часа в сутки весельчакам, готовым к челночному передвижению по единовременно завоеванному ими городу) — знает, что игроки выкладываются в развлечениях без остатка. Нагуливаются впрок, запасаясь положительными эмоциями надолго. В режим запланированных развлечений должны обязательно вместиться все степени отношения с женщиной.

Своей даме, не захотевшей отдаться ему сразу же в салоне автомобиля и упрекнувшей его за привычку к безотлагательному исполнению сексуального желания, Михаил Огоньков с печальной серьезностью ответил: «Такая у нас жизнь…»

20

И еще давался ему шанс — последний, как оказалось.

Встретиться договорились на улице Горького — возле магазина «Российские вина».

Спартаковцы запаздывали.

Через много лет Эдик говорил мне, что почувствовал странную усталость — от всего, в тот момент казалось, — и что-то вроде тоски, ничего ему не хотелось: ни выпивать, ни разговаривать ни с кем. И он решил никого не ждать — ехать к себе на Автозаводскую. Он уже двинулся — или так ему казалось потом? — к мостовой, чтобы такси остановить. Но, как на поле, периферическим зрением увидел Сергея Сергеевича Сальникова — тот поравнялся с дверями магазина. Не Эдик — Сальников предложил: по стаканчику сухого. Сергей Сергеевич, если сравнивать его со стрельцовской компанией, непьющий — ему неудобно отказывать. И потом: сухого — в жару… Чего плохого? Выпили, действительно, по стаканчику — второго и не захотелось. И тут подъехали Миша Огоньков, «Татушкин», приятель Бориса — тоже Эдик. Сергей Сергеевич откланялся. А они сели в машины…

Утром игроки сборной собирались на Ярославском вокзале — в Тарасовку тогда удобнее было добираться электричкой. Доктор Белаковский не мог не заметить прокушенного стрельцовского пальца.

А когда сели Эдик с Яшиным возле вагонного окна, то Лев сейчас же обратил внимание на глубокие, плохо запудренные царапины на физиономии основного центрфорварда: «Кто это тебя так?» — «С кошкой играл…» Вратарь, конечно, пошутил про кошку с двумя ногами. Доктору же не понравилось состояние Стрельцова, квалифицированное им как сильно послепохмельное. И он порекомендовал Качалину в первой половине дня Эдика не нагружать. Тренер кивнул с пониманием: «Пусть поспит…»

Пробудившийся от оздоровительного сна Эдуард пошел с Яшиным удить рыбу, а на спартаковскую базу тем временем прибыли милицейские «воронки».

21

И тогда-то — сорок с лишним лет назад — до нас (без всякой скандальной хроники и без знакомств в футбольном мире) доходили слухи и о ногте практически откушенном, и о разбитом (или даже сломанном) девушкином носе.

Но — в который раз здесь повторяю и еще, может быть, повторю — любое возмущение стрельцовской некорректностью меркло перед известием о тяжести наказания.

По-мужски, да и по-женски (солидарность женская послабее мужской) входили в обстоятельства: с кем не бывало? Про рукоприкладство в семейной жизни уж не будем говорить, чтобы лишний раз не расстраиваться, но вспомним фильмы итальянского неореализма — их у нас крутили в пору, когда Стрельцов начинал играть в большой футбол: там разве не бывало, что и при самой романтической любви здоровяк-мужчина отвешивал любимой женщине оплеуху — и ничего же, продолжалась любовь. Замечательным, красивым людям чего не простишь? Вот и мы, горюя о том, что Эдика вырвали из футбола и отправили на лесоповал, говорили ему в оправдание: погорячился, распалила, по-видимому, девушка, не так ее понял да и вино со всем остальным в голову ударило, вот он и руки распустил, но ведь и девушка не убежала, осталась: ей поначалу такая темпераментная решительность и понравилась, а уж потом стало обидно, что не лаской взял…

Если не каждый, то большинство из слышавших о «проступке» считали обвинение об изнасиловании притянутым за уши. Что, однако, не мешало запропагандированному обывателю все равно твердить: «насильник». Все уже знали, что у нас-то и зазря свободно сажают. Но советский человек жил в предписанной ему реальности — и блатная романтика в стране тесно соседствовала с прокаженностью зеков из-за боязливого самоощущения многих и многих.