Клеопатра. Последняя царица Египта - Артур Вейгалл Страница 46

Царица, разумеется, была сильно встревожена новым поворотом событий, так как она не могла быть уверенной в том, будет ли Антоний выполнять официальный договор, который заключил с ней в Антиохии, или же он снова окажется ненадежным другом. Она отчетливо понимала, что оскорбление, нанесенное Октавии, ускорит войну между Востоком и Западом, и, видимо, понимала лучше, чем раньше, что Антоний поступит неразумно в этой критической ситуации, если и дальше будет усложнять отношения с Парфией. Для нее было абсолютно необходимо благополучно отвезти его назад в Александрию, где он, с одной стороны, будет вне досягаемости Октавии, а с другой – окажется далеко от искушения продолжать строить планы в отношении Востока. Но Антоний так же жаждал снова наброситься на своего старого врага, как побитый мальчишка жаждет отомстить своему сопернику. Мысль о том, чтобы отказаться от возможности взять реванш ради подготовки к немедленной борьбе с Октавианом, была ему крайне неприятна. Все, казалось, теперь благоприятствовало успешному вторжению в Парфию. У Антония была не только поддержка царя Мидийской Атропатены. Ненадежный союзник, царь Армении, счел благоразумным в последний момент замириться с Антонием, и новое соглашение должно было быть скреплено помолвкой его дочери с маленьким сыном Антония Александром Гелиосом. Но Клеопатра не столько тревожилась о завоевании Парфии, сколько о свержении соперника своего сына, который узурпировал то положение в обществе, которое должно было перейти от великого Цезаря к Цезариону и ей; и теперь она предприняла попытку, используя все имеющиеся в ее арсенале уловки, чтобы помешать Антонию и дальше рисковать на Востоке и убедить его вернуться в Александрию. «Она сделала вид, что умирает от любви к Антонию, – пишет Плутарх, – скудным питанием добившись потери веса. Когда он вошел в ее покои, она остановила на нем свой обожающий взгляд, а когда он ушел, она будто ослабла и чуть не упала в обморок. Она прилагала усилия к тому, чтобы он видел ее в слезах, а как только он их замечал, она поспешно вытирала их и отворачивалась, будто хотела, чтобы он ничего не знал об этом.

Тем временем доверенные лица Клеопатры не медлили ускорять исполнение ее замысла, упрекая Антония в черствости, которая позволяет умереть женщине, душа которой зависела только от него одного. Да, Октавия была женой Антония, но Клеопатра, суверенная правительница многих народов, довольствовалась положением его любовницы, и, если она лишится его, она не перенесет этой потери».

Таким способом Клеопатра добилась, наконец, от Антония того, что он отказался от предложенной войны; и мы не должны слишком сурово осуждать ее за лицедейство. В тот момент Клеопатра вела отчаянную игру. Она убедила Антония окончательно отвернуться от Октавии, и все же сразу после этого, словно забыв о последствиях своего поступка, он горел желанием отправиться в Парфию в то время, когда Октавия собиралась предпринять попытку объявить его врагом римского народа. Конечно, в действительности царица была влюблена в Антония не больше, чем он в нее, но он был абсолютно необходим ей для осуществления ее надежд; а необходимость незамедлительно помериться силами с Октавианом с каждым днем становилась все более насущной. К этому Антоний должен был готовиться, постепенно собирая силы, средства и снаряжение, а все другие планы должны были быть забыты.

Поэтому Антоний возвратился в Александрию с большой неохотой, где и провел зиму 35/34 г. до н. э., благоразумно управляя своими обширными владениями. Однако следующей весной он принял решение завладеть Арменией и Мидийской Атропатеной для достижения своих целей. А когда на лето Антоний перенес свою штаб-квартиру в Сирию, он снова послал приказ царю Артавазду прибыть к нему на встречу, чтобы обсудить дела Парфии. Но царь Армении, видимо, прошедшей зимой вступил в заговор против Антония и отказался отдаться в руки римлян, чтобы не пострадать за свое двуличие. После этого Антоний быстро вторгся в Армению, взял царя в плен, захватил его казну, разграбил его земли и объявил, что эта страна отныне является римской провинцией. Добыча, захваченная в этой быстрой военной кампании, была очень велика. Легионеры хватали все ценные предметы, на которые падал их взор; они даже разграбили древний храм Анаит (наиболее чтимая в дохристианской Армении богиня – Великая мать, отождествляемая с древнейшими малоазийскими богинями, воспринятыми греками под именами Деметры и Артемиды. Богине Анаит посвящались коровы особой масти, с изображением зажженного факела на лбу. В эпоху христианства культ Великой матери Анаит был отождествлен с культом Богоматери. – Ред.) в Еризе (совр. Эрзинджан) и подняли руку на статую богини, которая была сделана из массивного золота: римляне разломали ее на куски, чтобы разделить.

По возвращении в Сирию Антоний вступил в переговоры с царем Мидийской Атропатены, результатом которых стало то, что мидийская принцесса Иотапа вышла замуж за маленького Александра Гелиоса, чья помолвка с дочерью царя Армении, разумеется, закончилась вместе с недавней войной. Как мы увидим, вполне вероятно, что царь Мидийской Атропатены согласился сделать молодую пару наследниками трона святой страны, так как у него не было сына. Таким образом, Антоний снова осуществил остроумный план основания царских династий своими отпрысками в разных странах. Затем он возвратился в Александрию, удовлетворенный работой, которую он проделал за лето, но «со своими мыслями», как пишет Плутарх, «только о грядущей гражданской войне». Октавия вернулась в Рим и не стала делать секрета из того, что с ней дурно обошлись. Поэтому ее брат велел Октавии покинуть дом Антония, чтобы тем самым показать свою обиду на него, но она не сделала этого и не позволила Октавиану объявить из-за нее войну Антонию, потому что, по ее словам, будет невыносимо, если станут говорить, что две женщины, она и Клеопатра, явились причиной такого ужасного противоборства. Тем не менее было мало шансов, что эту ссору можно было уладить, и Антоний теперь, наверное, понял, как проницательна была Клеопатра, когда возражала против дорогостоящей и изнурительной войны в Парфии.

По возвращении в Александрию осенью 34 г. до н. э. Антоний взбудоражил весь римский мир, отпраздновав свою победу над Арменией в столице Египта. Никогда раньше римские полководцы не проводили официальную церемонию триумфа не в Риме. Поступок Антония оказался явной декларацией того, что Александрия стала соперницей, если не преемницей, Рима в качестве столицы античного мира. Следует вспомнить, что Юлий Цезарь говорил о перенесении места пребывания правительства из Рима в Александрию, и теперь казалось, что Антоний перенес столицу, по крайней мере восточной части Римской державы, в этот город и стал считать его своим домом. Безусловно, Александрия занимала гораздо более удобное положение, чем Рим, для того чтобы управлять античным (теперь римским) миром. Нужно помнить, что варварские западные страны: довольно дикая Германия, недавно завоеванная Галлия, не играющая какой-либо роли периферийная Британия, не столь цивилизованная Испания и другие – не имели такой ценности, как цивилизованные восточные владения Рима. И Рим находился далеко к западу от этих ценнейших из своих провинций. Путешествие длиной 600–800 миль (6–7 дней по морю) приводило из Александрии в Антиохию или Тарс, тогда как Рим находился от этих центров на почти в три раза большем расстоянии. Южная часть Пелопоннеса находилась благодаря Криту значительно ближе к Александрии, чем к Риму (путь из Александрии до Путеол или Ости, то есть морских ворот Рима, занимал 15–20 дней [при особо благоприятных условиях – 9 дней]. – Ред.). До Эфеса и других городов Малой Азии можно было быстрее добраться по суше или по морю из Египта, нежели из Рима. Родос, Ликия, Вифиния, Памфилия, Киликия, Каппадокия, Коммагена, Понт, Армения, Кипр и многие другие большие и играющие значительную роль страны находились ближе к Александрии, чем к Риму; а Фракия (область на Балканском полуострове. – Пер.) и Византий (где в будущем вырастет новая столица Римской империи – великий Константинополь) по суше или по морю были приблизительно на одинаковом расстоянии от обеих столиц. Как город Александрия отличалась большим великолепием и изяществом; она была более процветающей, более деятельной и имела более богатую торговлю. Так что действительно были серьезные основания предполагать, что Антоний, проводя в ней свой триумф, объявлял о явном переносе своего дома и местопребывания правительства. Можно представить себе то беспокойство, которое это вызвало в Италии.