Тайна Магдалины - Кэтлин Макгоуэн Страница 46

— Мария-Антуанетта и Людовик? — удивилась Морин.

— Oui.1 Мария-Антуанетта была Габсбург, а Людовик — Бурбон, оба — потомки Династии от разных ветвей. Они объединяли две линии крови, вот почему люди их так боялись. Революция произошла отчасти от страха, что две семьи объединятся вместе и образуют самую могущественную династию в мире. Вы бывали в Версале, мадемуазель?

— Да, когда проводила исследование о Марии-Антуанетте.

— Тогда вы знаете «деревушку»?

— Конечно. — «Деревушка» была любимым местом Морин в огромном дворцово-парковом ансамбле Версаля. Она испытывала непреодолимое чувство симпатии к королеве, когда шла по залам королевской резиденции. За каждым шагом Марии-Антуанетты в течение дня, от сидения в туалете до подготовки ко сну, как сторожевые псы, наблюдали придворные. Ее дети родились в присутствии знати, толпившейся в ее спальне.

Королева Мария восстала против удушающих традиций французского королевского двора и изобрела способ убежать из своей позолоченной клетки. Она построила свою личную «деревушку», крошечный Диснейленд в виде деревни, окруженной прудами, где плавали утки и можно было кататься на деревянных лодках. На миниатюрной мельнице и маленькой ферме проводили пасторальные увеселения самые доверенные друзья королевы.

— Тогда вы также знаете, что Мария очень любила одеваться как Пастушка. На всех своих частных встречах она носила только такой костюм.

Морин изумленно покачала головой, когда все детали встали на свои места.

— Я узнала в Версале, что Мария-Антуанетта всегда одевалась как Пастушка. Но тогда я понятия не имела обо всем этом. — Она жестом обвела безумную обстановку, окружавшую их.

— Вот почему «деревушка» была построена в стороне от дворца и в строжайшей тайне, — продолжал Жан-Клод. — Для Марии это был способ соблюдать традиции Династии в уединении. Но, конечно, другие тоже знали, так как ничто не могло быть тайной в этом дворце. Слишком много шпионов, слишком много власти стояло на карте. Это один из факторов, приведших к гибели королевы — и к революции. Паскали, конечно, часто приглашались на личные праздники Марии. Но семья бежала из Франции во время террора.

Морин почувствовала, как ее руки покрылись гусиной кожей. Трагическая история австриячки, королевы Франции, всегда была для нее источником вдохновения и стала главным мотивом, лежащим в основе ее книги. Жан-Клод продолжал:

— Большинство обосновалось в Штатах, многие из них в Луизиане.

Морин сразу ухватилась за это:

— Именно оттуда родом моя семья.

— Ну, конечно. Любой, у кого есть глаза, сразу поймет, что вы принадлежите к этой ветви царственной династии. У вас бывают видения, правда?

Морин заколебалась. Она с неохотой говорила о своих видениях даже с самыми близкими ей людьми, а здесь был абсолютно незнакомый человек. Но какое огромное облегчение находиться в компании себе подобных — тех, кто считает такие видения совершенно естественными. Она ответила просто:

— Да.

— У многих женщин из династии бывают видения Магдалины. Иногда даже у мужчин. Беранже Синклер видит их с детства. Весьма распространенное явление.

«Оно явно не считается распространенным», — подумала Морин. Но ее очень заинтересовало новое открытие.

— У Синклера бывают видения? — Он не упоминал ей об этом.

Но у нее появилась возможность спросить у него самого, поскольку Синклер незаметно подошел к ним, одетый в точности как последний граф Тулузский.

— Жан-Клод, я вижу, ты нашел свою давно потерянную родственницу.

— Oui. И она делает честь семейному имени.

— Несомненно. Могу я украсть ее у тебя на минуточку?

— Только если ты позволишь мне взять ее завтра с собой в поездку. Я бы хотел показать ей некоторые достопримечательности, которые имеют отношение к имени Паскаль. Вы же не были в Монсегюре, правда, дорогая?

— Нет. Ролан возил нас сегодня, но мы не добрались до Монсегюра.

— Это священная земля для Паскалей. Ты не против, Беранже?

— Вовсе нет, но Морин вполне способна сама принять решение.

— Вы окажете мне эту честь? Я могу показать вам Монсегюр, а потом отвезти вас в традиционный ресторан. Они подают только блюда, которые приготовлены по подлинным катарским рецептам.

Морин не могла найти благовидного предлога, чтобы отказаться, даже если бы хотела. Но сочетание французского шарма и возможности больше узнать об истории семьи оказалось неотразимым.

— Я была бы рада, — ответила она.

— Тогда увидимся завтра, кузина. В одиннадцать, хорошо?

Когда она согласилась, Жан-Клод снова поцеловал ей руку, потом попрощался с Беранже:

— А сейчас я удаляюсь, поскольку у меня есть планы на утро.

Морин и Синклер улыбнулись ему вслед.

— Вы произвели впечатление на Жан-Клода, я вижу. Неудивительно. В этом платье вы выглядите чудесно, как я и думал.

— Спасибо вам за все. — Морин знала, что краснеет. Она совершенно не привыкла к такому проявлению мужского внимания. Она снова перевела разговор на Жан-Клода.

— Он кажется очень славным человеком.

— Блестящий ученый, непревзойденный эксперт в истории Франции и Окситании. Несколько лет проработал во Французской Национальной библиотеке, где имел доступ к самым поразительным исследовательским материалам. Он оказал мне и Ролану неоценимую помощь.

— Ролану? — Морин была удивлена, как уважительно Синклер говорит о своем слуге. Это ничем не напоминало обычное поведение аристократа.

Синклер пожал плечами.

— Ролан — верный сын Лангедока. Он питает огромный интерес к истории своего народа. — Он взял Морин под руку и повел ее из комнаты. — Пойдемте, я хочу кое-что показать вам.

Они поднялись по лестнице и вошли в маленькую гостиную с отдельной террасой. Большой балкон выходил на патио и обширные сады, которые простирались вдалеке. Позолоченные ворота с геральдическими лилиями, ведущие в сады, были закрыты, и с обеих сторон стояли охранники.

— Почему так много охранников у ворот?

— Это мое самое закрытое владение, священная земля. Я назвал парк Садами Троицы и очень немногим позволяю заходить внутрь — и поверьте мне, многие из сегодняшних гостей дорого бы заплатили за то, чтобы попасть за ворота. — Синклер продолжал: — Костюмированный бал — это традиция, мой ежегодный сбор определенных людей, которые разделяют общие интересы. — Он жестом показал на гостей, гулявших под ними, в патио. — Одних я уважаю — даже почитаю, других я называю друзьями, третьих… третьи меня забавляют. Но за всеми ними я внимательно наблюдаю. За некоторыми очень внимательно. Я подумал, что вам может показаться интересным, что люди приезжают со всего мира, чтобы исследовать тайны Лангедока.