Суворов - Андрей Богданов Страница 46

Потрясающие воображение поражения союзника, Османской империи, побудили правительство Франции в конце 1770 — начале 1771 г. пойти на чрезвычайные расходы. Большая партия французских военных и инженеров устремилась на помощь султану в Стамбул, меньшая — в Австрийскую империю, на территории которой базировались конфедераты. Глава французского военного контингента полковник Дюмурье нашел в лидерах конфедерации «вельмож с азиатскими нравами», не способными за картами, вином и флиртом ни о чем договориться. Но не уныл, а, галантно прибегнув к услугам графини Мнишек, временно объединил буйных панов и стал проводить в жизнь масштабный план по превращению шляхты в подобие армии.

Когда создать войско из своевольных поляков не удалось, неунывающий Дюмурье выписал офицеров из Франции. На немалые деньги своего короля он нанял в формируемые батальоны дезертиров из прусской и австрийской армий. (Складывается впечатление, что это были солдаты, откомандированные к французам австрийцами и пруссаками, вредившими России совершенно неофициально.) По его плану, Барская конфедерация должна была получить к весне 1771 г. 60-тысячное войско, чтобы скоординированными ударами на Варшаву, Краков, в Литву и Подолье заставить русских очистить Речь Посполитую, Молдавию и Валахию. Само собой, отпущенные конфедератам средства пошли в основном на вино и карточные игры, но все равно их силы к заданному сроку достигли 4 тысяч человек, не считая тысячи с лишним наемников Дюмурье, экзерцирующихся за границей.

«По моему разумению, — писал Суворов Веймарну о численности конфедератов в начале марта 1771 г., — я их еще не свыше тысяч четырех считаю во всей Польше, однако и то против прошлогоднего если не вдвое, то в полтора (раза больше), как бы их ни били». Их следовало разгромить, пока они «в разброде», не позволяя соединиться, разбить надежно и без потерь (Д I.246). Веймарну и многим другим на русской стороне было невыгодно такое окончание войны. Суворову пришлось взять инициативу в свои руки.

Когда конфедераты, после препирательств, 31 марта 1771 г. приняли план кампании, он был в наиболее опасной части уже сорван Суворовым. Ни в грош ни ставя вельможных болтунов, храбрые полковники Савва Цалинский и Казимир Пулавский в середине февраля ринулись на прорыв в Литву. «Намерение их было, — рапортовал Суворов Веймарну, — одно из наиопаснейших: сорвать Красник, потом Пулаву, впасть в Люблин и потом в Литву» (Д I.233). Ошибка состояла в том, что это была зона ответственности Суворова.

Александр Васильевич был под Ландскроной, когда получил известие о походе Цалинского к Люблину. Конечно, его мог поразить и полковник Штакельберг, но Суворов после Ландскроны не доверял даже суздальцам. В ночь на 18 февраля он сам настиг Савву в местечке Рахове. Противник имел 400 драгун (из которых половина, как полагал Суворов, принадлежала Пулавскому), сидевших в момент атаки в корчмах. «Воронежские драгуны, — наутро сообщил Суворов Веймарну, — действовали штыками. Конницы и с казаками было у нас человек с двести, пехота пришла после и окончила дело. Убитых нет, а ранены драгун Воронежских два, казак один. Я принужден здесь остановиться, за отправлением пленных, которых всех ныне с двумя офицерами восемьдесят один человек, в Люблин».

«Пехота поступала с великою субординацией, — добавил он в рапорте 19 февраля, — и за то я с нею помирился… В Рахове мне удалось самому, так сказать, взять корчму драгун. Саввинской обоз взят весь… Большая часть пехоты выехала из Рахова на (отбитых у неприятеля) конях… вся моя конница ими поправилась. Обоз и пленные меня весьма обременяли». Из отряда Саввы, «может быть, пропала половина, потому что пехота отыскивала укрывшихся в строениях и обороняющихся скалывала, а всего ушло к пулавцам и Краснику человек 50, да за Вислу нечто убралось». Савва Цалин-ский бежал, но погиб от смертельной раны в бою 13 апреля.