Советская военная разведка в Китае и хроника «китайской смуты» (1922-1929) - Михаил Алексеев Страница 46

Работа разведчиков в Китае (и не только) только тогда могла дать положительные результаты, когда им удавалось оставаться объективными, что в китайской обстановке было затруднительно. Все работники в Китае придерживались, как правило, какой-то определенной точки зрения на развитие китайских событий, и из всей массы имевшихся данных начинали подбирать лишь те, которые подтверждали их взгляды, все же остальные сведения рассматривались как негодные, недостоверные и отбраковывались. Как говорится, «легко верится в то, чего хочется», но нельзя. Разведчик должен быть фотографом, а не политиком и передавать все то, что узнает, а не то, что ему подходит для подтверждения собственных суждений.

Малоэффективность деятельности военной разведки (и не только военной) была зафиксирована в докладе уже упоминавшейся комиссии А. С. Бубнова, направленном в Политбюро ЦК ВКП(б) от 17 мая 1926 г. Лишь освещение Маньчжурии и Монголии Разведупром и ИНО ГПУ было признано удовлетворительным. Весь остальной Китай и боровшиеся там группировки, по оценке комиссии, освещались крайне неудовлетворительно. Это приводило к тому, что политика полпредства и в целом военно-политическая работа базировались зачастую на отрывочных, случайных и непроверенных сведениях. Кроме того, в выводах отмечалось, что сама обработка материалов, изучение страны были организованы в Пекине неудовлетворительно: «Разведупр тратит массу энергии на изучение общей экономики, ИНО не обрабатывает вообще материалов, а полпредовская информация освещает текущие события с опозданием на 1,5–2 месяца (полпредовские бюллетени)».

Для улучшения информационной работы предлагалось следующее: «а) Разведработу (Разведупр, ИНО ГПУ) построить таким образом, чтобы Северный Китай (Маньчжурия, Монголия) освещались под углом интересов обороны СССР, а весь собственный Китай – с точки зрения потребностей нашей активной политики в Китае и изучения борющихся в нем сил».

При полпредстве предлагалось создать специальное бюро, которое изучало бы и освещало политико-экономическую жизнь Китая, а военному ведомству и ГПУ рекомендовалось договориться о большей согласованности работы и устранении параллелизма.

В целом это были далеко не бесспорные и субъективные предложения людей «со стороны».

Работа Пекинского военного центра была признана комиссией неудовлетворительной. В частности, отмечалось следующее: «Довольно слабо разбираясь в общей обстановке Китая и взаимоотношениях народных (национальных. – Авт) армий между собой и внутри каждой из них, он (центр. – Авт.) не сумел наладить правильной работы групп инструкторов и поставить им реальные задачи. Работа групп большей частью шла «самотеком» и наугад.

В 1-й Народной армии была переоценена практическая возможность внедрения в нее через работу военных инструкторов, во 2-й Народной армии взят был курс на единую армию, какой фактически никогда не существовало и что направило нашу работу по ложному пути».

Совершенно справедливые замечания.

Комиссия Бубнова нашла и объяснение столь неудовлетворительной работе Пекинского центра: «Отсутствие ясно сформулированных обязанностей, ответственности и разграничения функций с полпредом весьма сильно отражалось на организационной стороне работы и в значительной мере тормозило ее».

Выводы комиссии Бубнова во многом отражали личную позицию члена комиссии Л. М. Карахана, который, справедливо критикуя деятельность Пекинского военного центра, почему-то запамятовал, что инициатором сотрудничества с «народными» армиями выступал он сам – чрезвычайный и полномочный представитель СССР в Китае.

19 мая 1926 г. из Пекина был отправлен в Москву документ – «Дополнение к «Соображениям о разведке», подготовленный, судя по всему, все той же комиссией Бубнова. В нем, в частности, предлагалось иметь на периферии объединенный разведывательный и контрразведывательный орган. Это, по мнению авторов, должно было помочь избежать распыления сумм, ассигнованных на разведку разными разведорганами, уменьшить затраты «…на гласный (обслуживающий) аппарат, дабы максимум сумм бросить на секретный (агентурный) аппарат».

«Мы слишком бедны людьми и деньгами, чтобы позволить себе иметь двойное число резидентур на периферии», – утверждалось в документе. И далее указывалось, что необходимо сделать «…при разрешении этого вопроса в положительном смысле»:

«1) Персональная договоренность между военными и ОШУ разведорганами в Пекине о назначении резидентов и помощников.

2) Удачная организация резидентуры: при резиденте военном товарище помощник должен быть чекист и обратно.

3) Оперативная подчиненность по отрасли работы (Пекинскому развед[ывательному] центру).

4) Административное и финансовое подчинение по принадлежности к соответствующему ведомству…

5) Оперативные] и технические] расходы также распределяются между военной и чекистской разведкой. Оперативные] расходы, оплата агентов определяется отраслю (отраслью. – Авт); технические расходы приблизительно пополам».

Когда речь шла об «отрасли», имелось в виду, что материалы, относившиеся к политической, экономической областям и деятельности белой эмиграции, а также «услуги агентов», добывавших эти материалы, должны оплачиваться ИНО ОШУ, а материалы, относившиееся к военной и военно-политическим сферам, включая содержание агентов, – IV-м управлением.

Эти предложения отражали все еще продолжавшееся обсуждение среди руководства разведки (военной и политической) и вышестоящих инстанций проблемы объединения военной и политической разведок, к чему подталкивало существование ряда объединенных резидентур в Западной Европе. Опыт создания подобных резидентур в Китае оказался отрицательным.

Возможно, следствием докладов комиссии Бубнова явился отзыв Рыбакова из Пекина. «Центральный пекинский резидент» уехал 25 сентября 1926 г., не дождавшись замены – А. И. Огинского («Островский», «Александр»), который прибыл в Пекин 8 ноября 1926 г. А в течение нескольких месяцев межвластья центральной резидентурой руководил «Лубе» – Иван

Васильевич Лебедев¹³⁹. Это был, безусловно, незаурядный человек и способный агентурный работник.

В июне 1926 г. полпред Л. М. Карахан направил письмо на имя заместителя председателя РВС СССР И. С. Уншлихта (псевдоним в переписке – «Яворский»), в котором развивал идеи, высказанные комиссией Бубнова, членом которой он сам являлся.

«Практика нашей военной работы в Китае все более убеждает нас в необходимости пересмотреть существующую организацию этой работы, – отмечал Карахан. – Явным, весьма вредным недостатком является отсутствие организационной увязки работы по линии инструкторства (советничества) и военной разведки. Между тем практика показала нам, что весьма ценные разведывательные данные, при условии сносной связи, дает именно работа по линии инструкторства, с другой стороны, эта последняя нуждается в постоянной систематической ориентировке относительно военно-политической обстановки, т. е. в обслуживании имеющимися разведывательными данными. Существующая организация, когда названные выше линии работы искусственно разделены, и здесь, в Китае, не_имеют_общего_центра_(подчеркнуто Караханом. – Авт.), мешает достигнуть наиболее полных результатов по обеим линиям работы».